Гуманитарные науки, в свою очередь, эффективно реализовали созданные философией эпистемологические и онтологические возможности, ответив, так сказать, «добром на добро». Они не только колоссально обогатили представления о культуре, эмпирическую, прежде всего, «картину культуры», но и придали находимой повсюду культуре бытийную плоть, весомость непосредственного (невиртуального) существования. Своей работой постижения культуры, самим способом отношения к постигаемому они утвердили, сделали всеобщим достоянием простую, но фундаментальную истину, до того отнюдь не очевидную и не всеми принимаемую: культура есть. Без этой посылки существование культурологии было бы и невозможно, и не нужно.
Среди гуманитарных наук, эмпирически исследовавших разнообразный мир культурных феноменов, во второй половине 19 – начале 20 вв. определился естественный лидер – этнография (этнология). Именно ей удалось внести наибольший вклад в накопление существенных представлений не только об отдельных феноменах культуры, но и о многих конкретных культурах и даже культуре «вообще». Это стало возможно, во-первых, потому, что этнография изучала весь комплекс повседневной жизнедеятельности так называемых примитивных обществ (народов), что позволило увидеть данность, работу и единство многих составляющих культуры разом (традиции, обычаи, ритуалы, верования, знания, мифология, искусство, производственные и бытовые технологии и т. п.), то есть культуру как реальное (живое и действующее) целое, как и ее всепроникающий характер, «слитость» с общественной жизнью, с социальными формами. Во-вторых, этнография, одновременно изучая и сравнивая множество народов (этнических обществ), убедилась в объективном и атрибутивном характере культуры для любого общества и, с другой стороны, – в существовании множества (соизмеримых со множеством самих обществ) культур. В-третьих, сравнивая культуры, этнография убедилась в объективном сходстве их задач-функций (при большой вариабельности средств, используемых при выполнении последних), следовательно, в их единой природе и общей сущности.
Закономерно, что именно в этнографии родилось первое научное эмпирически-описательное определение культуры как объективного явления и атрибута общества (определение Э. Тэйлора, 1871 г.). Но так же, конечно, совсем не случайно, что в это «объективное» определение, лишенное ценностно-нормативной императивности прошлых философских определений, после перечисления основных компонентов культуры Э. Тэйлор-таки включил «надэмпирическое», вполне философски-мировоззренчески звучащее дополнение: «с идеальной точки зрения на культуру можно смотреть как на высшее усовершенствование человеческого рода путем высшей организации отдельного общества, силы и счастья человека» (Э. Тэйлор. «Первобытная культура»). Как видим, не являющийся философом и еще не успевший стать культурологом (за неимением культурологии) Тэйлор не просто говорит о «культуре вообще», но уверенно соотносит ее, ни много, ни мало, с человеческим родом и задачей его «общего усовершенствования», «высшей организации». В чем тут дело и может ли этот поворот «обойти» родившаяся позже культурология?
