— Однако вам не нужно было приходить сюда ночью, да ещё тайно, — с нотками упрека произнес Алексис. — Вы очень напугали матушку. И меня, признаться, тоже. А если бы вас приняли за грабителя? С вами ненароком могли сделать что-нибудь недоброе. Мне страшно об этом подумать!
— Страшно подумать? — жалостливым голосом переспросил Ворожеев. Какое чуткое сердце у моего сына! Тебе небезразлична моя судьба?
— Конечно. Вы же мой отец.
— Как ты меня растрогал, мой дорогой Алексис! Позволь мне обнять тебя! — Он протянул руки к сыну, однако тот не двинулся с места. — Ну что же ты? Приди в мои объятия, мой дорогой Алексис!
— Простите меня, папа, — с сыновним почтением произнес тот, — но я не могу этого сделать. Я бы с удовольствием вас обнял… если бы ваши проявления чувств ко мне были искренними и не отдавали притворством.
— Стало быть, так! Ну что ж! Поскольку моя супруга и мой сын не оценили по достоинству мои высокие порывы и все жертвы, на которые я пошел, дабы иметь удовольствие видеть их и говорить с ними, то мне ничего не остается сделать, как… — Он гордо выпрямился. — Покинуть этот негостеприимный и суровый дом. Приношу свои извинения за доставленные неудобства: вам, моя дражайшая супруга, и тебе, сын.
Он принялся с притворной вежливостью перед ними раскланиваться.
— Убирайся, шут! — раздраженно воскликнула Елизавета.
— Однако, моя дражайшая супруга, между нами остался один неулаженный вопрос, — напомнил Ворожеев. — Алексис, ты не оставишь нас наедине?
Алексис вопрошающим взглядом посмотрел на мать. Она слегка улыбнулась и моргнула глазами, как бы давая ему понять, что он может не беспокоиться за нее. Алексис молча вышел.
— Что тебе нужно? — грубо спросила Елизавета.
— Я насчет драгоценностей, которые принадлежат мне по праву, — нагло заявил Ворожеев.
— Можешь забирать то, что тебе удалось стащить, — надменно произнесла Елизавета.
— Стащить, — поморщился он. — Повторяю: эти драгоценности мои по праву. Однако здесь далеко не все. И я хотел бы получить их в полном объеме.
— Ничего ты не получишь! А коли будешь настаивать, я предам тебя в руки полиции, как вора.
Он рассмеялся.
— Своего собственного мужа? — с ехидством произнес он. — Ты выставишь себя на посмешище.
— Мне нет до этого дела!
— Ну, хорошо! Будем считать, что мы договорились.
— Кстати, наряду с другими драгоценностями, — заявила Елизавета, — ты прихватил одну диадему с аквамарином: мою по праву. Ее подарил мне мой батюшка, когда я была ещё ребенком.
