— в переводе на иврит) возложены — как на обычную паству — более легкие обязанности перед Богоом: всего семь заповедей (признание Всевышнего, запрет на убийство, на кровосмесительство, справедливый суд, запрет на поедание частей живой фауны и т. п.). Если они семь заповедей соблюдают, «у них есть доля в Царстве Небес». Но если «сыновья Ноя», так их зовут в еврейском богословии, перейдут в еврейство, они обязаны выполнять все 613 еврейских обязательств и, поскольку это почти невозможно сделать даже рожденным в еврействе, «обращатели» как бы склоняют их к новому греху. Непривычные к тяжести нового Закона люди потому-то и считаются хуже обратителей-соблазнителей, «сынов ада».
Кроме того, Йешуа в принципе с неуважением относился к обычным нравам «гоим», не к каким-то преступлениям, но к самим жизненным нормам других народов, к проявлению ими нормальных человеческих слабостей — например, к повседневной заботе любого главы семьи о хлебе насущном, о материальной стороне жизни: «Не говорите, что нам есть и что нам пить, или во что нам одеться, ибо это то, что прежде всего ищут язычники … Ищите же прежде всего Царства Небесного, а вот это все приложится вам… Итак, не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний день сам о себе позаботится. Довольно для каждого дня своей заботы» (Мф, 6 23–34). Или к длинным молитвенным службам: «А молясь, не говорите многого, как язычники. Они думают, что в многословии своем будут услышаны» (Мф, 6, 7) И более всего он не приемлет их естественную человеческую привязанность к «своим»: «И если вы приветствуете только братьев ваших, — обращается он к евреям, — то что особенного вы делаете? Не так ли поступают и гоим?» (5, 47) Действительно, любить тех, кто с тобой согласен, кто тебе мил, — это ведь не заповедь веры, а нормальная человеческая реакция на мир. От своих же последователей Йешуа требовал большей любви!
Еще одна подробность в Евангелиях, на которую мог обратить внимание лишь знаток раввинистической литературы. Как известно Йешуа происходил из совсем простой семьи (в русской традиции — отец его был плотником), тем не менее он был весьма образован в релиозном смысле слова — недаром к нему именно так и обращались окружающие — «рабби» (Флюссер отмечает: в то время это обращение ко всем знатокам и толкователям Торы, даже если они не являлись официально признанными богословами: «Только в следующем поколении после Иисуса титул „рабби“ стал означать ученое звание»(33). Откуда же взялись его особые знания?
