Емеля с печи: обобщенный портрет | страница 8



В разгар революционной горячки за действиями и политическими выкрутасами Ленина не могли угнаться не только ортодоксальные марксисты, но даже самые близкие из его компаньонов. Уже утвердившийся политический лозунг, через короткое время сменялся на противоположный призыв. Он резко обрывал своих оппонентов, говоря, что "марксизм не догма, а руководство к действию". Ленин чутьем практика знал, где скрыта опасность для большевиков на каждом этапе революции. Некоторых моментов он опасался особенно.

Во-первых, того этапа революции, которую принято называть "контрреволюцией". Слово "контра", благодаря большевистской агитации стало надолго пугалом для российской толпы. Во-вторых, русского мужика могли оседлать наряду с большевиками другие соперничающие партии. И все эти учредительные собрания, многопартийность, демократия, либерализм и прочий "буржуазный" балласт мог повиснуть камнем на ногах. В конечном итоге, западные политические модели преломились бы через русскую действительность, но время было бы упущено. В- третьих, русский мужик мог устать от крови и драки и пойти домой раньше времени. "Низы" могли впасть в апатию, а в "верхах" могла произойти кристаллизация власти. И это могло произойти до момента единоличного захвата власти большевиками и установления диктатуры "пролетариата".

Это был бы провал. Надо было учесть российскую действительность. В общем- то, русскому мужику много и не надо было – разрядиться малость, покуражиться, дать выход инстинктам и только. И он куражился от души, с рабским сладострастием, ощущая внутри приятную щекотку безнаказанности. Облаченный в солдатскую шинель и матросский бушлат он испражнялся в золоченых дворцах, пинал под зад и грабил любого, кто носил пенсне и крахмальный воротник, насиловал монашек и гимназисток, убивал ради забавы и пьянствовал до посинения.

Но большевики дисциплинировали всю эту дикую клокочущую массу, придали массовым убийствам идеологический смысл на понятном для простого мужика уровне, и, положив 15 миллионов жизней, вышли победителями в гражданской войне. Но на этом кровавая вакханалия не закончилось. Однажды запущенный маховик массовых убийств не останавливался в этой Богом проклятой стране даже на короткий период.

После первых же годов правления большевиков русский мужик стал воспоминать "гнет помещиков и капиталистов" как сладкую сказку. Это тоже учитывалось новой властью. Реставрации быть не должно было. Большевики под корень истребили царскую семью и все, что напоминало высшее сословие. Затем истребляли всякого, кто "не с ними" и к слову которого могли прислушаться. Интеллигенцию истребляли в несколько этапов, пока не вырастили на рабфаках "передовые" рабоче-крестьянские кадры, не страдающие буржуазной ограниченностью.