— Жуть, — откликнулся Семен Степанович. — Это ж какой год был?
— Девяностый.
— Ну, у нас-то есть кое-что получше. Откроем твою бутылку?
— Конечно, разливай.
Выпили. Петр заметил:
— Да, тогда и спирт был в радость, а сейчас и «Хеннесси» не лезет. Я продолжаю. Блондинка, естественно, в последний момент передумала — струсила, наверное. Так как потом мне своей очереди на квартиру пришлось бы ждать еще очень долго, я лихорадочно бросился искать ей замену. Как назло, все мои знакомые девушки дома отсутствовали, и тут я в записной книжке наткнулся на телефон круглолицей прелестницы. Подумал: «Чем черт не шутит?» и набрал ее номер. Ответила она сразу. Звонку была вроде рада, но встретиться со мной отказалась, так как должна была идти к какой-то родственнице на очередной день рождения или крестины-именины, уже не помню. Ноябрь, колотун, я звонил ей по телефону-автомату, прикрепленному к стене здания, без будки. Мимо проходил приятель, услышав мой страстный монолог, он даже остановился. Я уговаривал ее минут двадцать. О, каких высот достигало мое красноречие! Пытался убедить ее, что посиделки с родными — бесцветная скука будней, а вот я могу обыденность, тоску и монотонность жизни превратить в яркий фонтан новых впечатлений… Какой чепухи только не нес, но цели достиг — уговорил. Она пообещала сходить на праздник, отметиться и тихонько уйти. В назначенное время я стоял на автобусной остановке. Она опоздала на полчаса, но я даже не помню, успел ли я на это рассердиться, — когда увидел ее, я не просто потерял дар речи, у меня помутился рассудок! Представь, девяностый год, серая забитая страна, серые забитые люди, серый провинциальный город, серый ноябрь — и тут вечером, из темноты выходит девятнадцатилетняя Орнелла Мути в красном клетчатом пальто и красной широкополой шляпе! Если бы я упал навзничь или растаял в воздухе, никто бы из стоявших на остановке людей не удивился бы — каждый сверлил взглядом только ее. Ну и я был ого-го. Пузо еще не появилось, на мне был гэдээровский плащ защитного цвета, строгий такой. Мы обмолвились парой фраз и поехали к однокласснику на такси. Смущался я страшно. В квартире мы сняли верхнюю одежду, уселись в кресла перед низеньким столиком, и я принялся девушку развлекать. Она спросила чаю, но у меня же была цель ее напоить, и я ей предложил лонг-дринк. Это я так назвал, как ты, наверное, уже догадался, спирт, разведенный фантой. После двух бокалов Маша — так ее звали — опьянела, и я полез целоваться. О, что у нее были за губы! Мягкие, нежные, влажные, сочные… Тщетные попытки дотронуться до груди она пресекала, обнять за талию или коснуться попы — тоже. Я уж было потерял надежду, но тут вдруг она сказала: «Я должна пойти в ванную». Не представляешь, я был на седьмом небе от счастья! Как только она вышла из комнаты, я быстро разделся и юркнул под одеяло. Лежу я, совершенно голый, пять минут, десять, и тут заходит она. В пальто! В шляпе! И говорит: «Проводи меня домой, мне пора».
