— На тебя жалобы от населения, ты население плохо пленкой обеспечиваешь.
— Господь с вами,— говорю я ему,— подгоните сырья, я в три смены буду работать, я его обеспечу...
У меня было мотало сделано, по 10 метров, а старухи пленку, когда покупали, рулетками перемеривали. И я тогда сказал, чтобы мотало сделали на 20 сантиметров больше. Все стали ох...вать, им стало казаться, что они просто наживают. Хотя на следующий день я мог сказать, что сегодня 4 рубля пленка будет стоить.
Я был кооператором, у меня было много денег, и меня познакомили с такой Валькой, она была директором магазина на чеки серии «Д» на Наличной улице. И вот я приезжаю к ней.
— Что, Бориска, будешь брать?
— А что есть? — я говорю.
— Джин «Бифитер».
— Три бутылки.
— Тоник?
— Упаковку.
— Кола?
— Упаковку.
— Пиво есть немецкое «Лёвенбрау» в банках.
— 12 упаковок.
— «Мальборо».
— 4 блока.
— Плащ на тебя есть белый, голландский. Померяешь?
— Пиши.
— Есть сок кипрский.
— 12 банок.
И мне все это грузят в багажник. Я приезжаю домой, все это раскладываю. Сажусь у окна, там алкаши какие-то ходят, время уже совсем голодное. И я наливаю себе джин с тоником, лед и лимон туда добавляю, закуриваю «Мальборо» и думаю — вот все, п...дец, я живу, видимо, как Рокфеллер.
Александр Тараторин
В армию уходил советским человеком. Окончил ПТУ-88, мне ж первый секретарь Григорий Романов каску строительную подарил на одном официальном празднике. А первого наставника звали Марлен — Маркс и Ленин.
17 ноября 1987 года приземлился после службы в армии в аэропорту «Пулково». Понял — попал в другую страну. Весь аэропорт будто сварили — все в варенке, штаны бананами и в белых кроссовках. Цыганки не с картами, а с ведрами. А в них гвоздики. Матери купил сразу же. На лотке увидел газеты с обнаженными девицами, какими-то предсказателями. Тоже прихватил. Люди с открытками стоят около таксистов — агитируют то ли в свидетели чего-то, то ли в «Белую церковь». Постоял, послушал. Рядом в наперстки игра, в открытую. Проиграл золотое кольцо-печатку. Полегчало. Это я потом узнал, что играл Артур Кжижевич со своими хлопцами. Таксисты, заметил,— более развязны, никаких 20 копеек на посадку. Доехал круто на кузове 123-го «мерседеса». Первый раз вышел в город и тут же наткнулся на пока редкие, но малиновые пиджаки и шпанские кепки.
Мне столько в мозг инфы попало — не понял, что творится. Стержень-то был коммунистический, и пошел я шоферить с обостренным чувством социальной справедливости.
