Чернокнижник был намного старше большинства центровых, валюты скупил столько, что любой другой фарцовщик мог только мечтать. Внешне же он был совершенно неприметен: небольшого роста, небрит, не очень чистоплотен, в одной потертой кожаной курточке, в стоптанных скороходах. Человек советской толпы. Где он жил — никто не знал. За ним плелся миф, что в его комнатке нет ничего, кроме раскладушки и гвоздя, на который он вешал свою куртку.
Экономил Чернокнижник на всем, вплоть до питания. Каждую копейку. Иногда он заходил в гостиницу «Советская», рестораны «Невский» и «Универсаль», но не чтобы поесть, а на деловые встречи. Он никогда не дискутировал с контрагентами. Не пользовался сленгом и не напивался. Питался же Чернокнижник в дешевых забегаловках — в «Минутке» на углу Желябова и Невского, в «Молочной столовой» около Елисеевского.
Машины у него не было.
Единственным, кто в скупости мог бы составить конкуренцию Чернокнижнику, был Валера Грязнуля.
Этот тип экономил на лекарствах для больной матери. Если в общественном транспорте его просили передать 5 копеек за проезд, он всегда клал их себе в карман. Грязнуля в течение многих лет с 8 утра до 3 часов дня проводил возле билетных касс кинотеатра « Родина». Он стоял на приемке: скупал у фарцовщиков, воров, ломщиков все что угодно, лишь бы это был дефицит. Он не носил с собой деньги. Вначале забирал товар на доверии, а уж потом, через час-два, расплачивался.
Грязнуля умер под пытками, но так и не выдал накопленное. Чернокнижник же умер тихо, у себя дома на раскладушке, и никто тоже так и не узнал, где в Псковской области он закопал трехлитровые банки с золотом.
С Галеры никто никогда не получал ни налогов, ни дани. Фарцовщики платили, конечно, милиционерам, особенно работникам 27-го отделения Куйбышевского РУВД, на территории которого и стоял «Гостиный Двор», но, в общем-то, хаотично. Постовые брали червонцами в спичечных коробках. Такого, чтобы вся Галера регулярно кому-то отстегивала, никогда не было. Как и вообще не было порядка в насквозь плановой экономике.
Впрочем, мафия в представлении граждан уже существовала. Имя оргпреступности было известно всем — от инженера в Купчино до таможенника в Гавани. Владимир Феоктистов — первый человек в Ленинграде тех времен, который стал известен широкому кругу людей как преступный авторитет. Однако и ему в голову не приходило собирать с подпольных торговцев дань. Впрочем, люди, которые впервые это сделали, сослались именно на Феоктистова.
