Чуть позже надо мной появилась Ио с белой чашкой на блюдце, которое она осторожно несла в обеих руках, удерживая его ровно в горизонтальной плоскости, в общем, это было повторение давней, уже описанной сцены. Но на этот раз ее блестящие, слегка волнистые черные волосы рассыпались по плечам, а молочно-белая кожа местами просвечивала сквозь газ и кружева прозрачного пеньюара, надетого словно для первой брачной ночи, под которым не было никакого нижнего белья и который ниспадал на ее голые стопы. Обнажены были и ее плечи, покатые и крепкие, с атласной, почти бесплотной кожей. Подмышки были гладко выбриты. Лобок был покрыт мехом в форме равностороннего треугольника, не слишком большого, но очень темного и ясно различимого сквозь складки колыхавшейся накидки.
«Я принесла вам чашку липового отвара, – робко прошептала она, словно боясь меня разбудить, хотя лежал я с открытыми глазами и смотрел на нее почти в упор. – Его пьют на ночь, чтобы крепко спать и не видеть дурных снов». Разумеется, это сразу же навело меня на мысль о матери-вампире, целующей на ночь маленького мальчика, который не может уснуть без этого напутственного причастия. Будь на моем импровизированном ложе одеяло, она бы непременно его подоткнула перед тем, как поцеловать меня напоследок.
Между тем, в следующем кадре, она, облаченная в тот же наряд и так же склонившись над моим лицом, уже сидит верхом на мне, согнув ноги в коленях, бедра ее распахнуты, мое вздыбленное мужское естество погружено в ее женское, которым она тихонько двигает, медленно колышется, раскачивается, колеблется и вдруг неистово обрушивается на меня, как океан, ласкающий скалы… Наверное, меня не могла не тронуть заботливость, которую она проявляла, занимаясь со мной любовью подобным образом; но я пребывал в состоянии какого-то странного помутнения, это было что-то вроде раздвоения личности: я ощущал острое физическое наслаждение, и вместе с тем у меня было такое чувство, словно на самом деле все это происходило не со мной. В подобных обстоятельствах я обычно предпочитаю вести главную партию, не особенно рассчитывая на партнершу, но в эту ночь все вышло наоборот. Я чувствовал себя так, словно меня насилуют, но не скажу, что это было неприятно, совсем напротив, – разве что немного нелепо. Лежа на спине и не двигая руками, я мог целиком сосредоточиться на наслаждении, но все это время был в буквальном смысле не в себе. Я был как сонный младенец, которого раздевает мать, намыливает, неторопливо моет, забираясь в самые укромные места, ополаскивает водой, вытирает, присыпает тальком, распределяя его затем пушистой розовой кисточкой и обращаясь ко мне голосом ласковым и властным, звучащим как убаюкивающая музыка, в смысл которой я даже не пытаюсь вникнуть… Впрочем, если вдуматься, это полностью противоречит моему характеру, насколько я себя знаю, тем более что эта любовница в обличий матери моложе меня: ей тридцать два года, а мне сорок шесть лет! Спрашивается, какой наркотик – или приворотное зелье – подмешали к моей кока-коле?
