Жена не выдержала гнетущего состояния неопределенности (чреватого, как известно, психическими расстройствами, депрессиями). В феврале 1743 года она написала письмо мужу. Через русского посланника в Гааге графа Головкина оно пришло канцлеру А.П. Бестужеву-Рюмину, который передал письмо академику Штелину. По словам последнего, Ломоносов, прочтя послание жены, воскликнул:
— Боже мой! Я никогда не покидал ее и никогда не покину! Обстоятельства мешали мне писать ей и тем более вызвать к себе. Но пусть она приедет, когда хочет; я завтра же пошлю ей письмо и сто рублей денег.
Судя по всему, жена упрекала его в том, что он забыл о ней и о ребенке. По свидетельству Штелина, Ломоносов на другой же день выслал жене 100 рублей. Она вскоре приехала и нашла мужа «здоровым и веселым, в довольно хорошо устроенной академической квартире при химической лаборатории».
Львович-Кострица прокомментировал эти слова просто: Штелин «заврался». Во всяком случае, о хорошо устроенной квартире и химической лаборатории Михаил Васильевич еще только мечтал. Где он раздобыл 100 рублей, остается только догадываться. Если он действительно сказал, что жена может приехать «когда хочет», это может означать: он не торопил ее с приездом, ибо находился в трудном материальном положении.
Елизавета Христина Ломоносова-Цильх не стала медлить. Получив от мужа письмо и деньги, она приехала в Петербург вместе с дочкой и братом Иоганном, который был принят копиистом в академическую канцелярию. Дата ее приезда точно не установлена. По разным авторам — в промежутке между ноябрем 1743 и июлем 1744-го.
Благоволение императрицы продолжало сказываться на судьбе Михаила Васильевича. Об этом знал, по-видимому, Шумахер. Он не придал значения серьезному инциденту: вспыливший Ломоносов ударил шандалом по лицу переводчика Голубцова, с которым повздорил. Скорее всего, переводчик плохо знал свое ремесло (на некоторых его текстах множество исправлений и замечаний Ломоносова), не желая этого признавать, и во время спора позволил себе оскорбительное замечание в его адрес… Непростой и нелегкий характер был у Михаила Васильевича.
О его взрывном темпераменте и незаурядной физической силе свидетельствует такой рассказ, приведенный Штелиным:
«Однажды в прекрасный осенний вечер пошел он один-одинехонек гулять к морю по большому проспекту Васильевского острова. На возвратном пути, когда стало уже смеркаться и он проходил лесом по прорубленному проспекту, выскочили вдруг из кустов три матроса и напали на него. Ни души не было видно кругом.
