Близость Брюса и царевича породила слухи о том, что в 1715 году жена Брюса находилась при кронпринцессе неотлучно «чуть ли не в качестве шпиона». Слухи, без сомнения, беспочвенные, потому что Яков Вилимович в какой-то степени считал себя ответственным за сына царя, и эта ответственность перекладывалась на плечи Марфы Андреевны, которая добровольно взяла на себя опеку кронпринцессы Шарлотты и ее адаптацию к российским условиям. Кроме того, Шарлотта не отличалась крепким здоровьем, и в ее положении (она родила сына Петра, будущего Петра И, 12 октября 1715 года) очень важно было внимание женщины, старшей по возрасту, отличающейся материнским участием к урожденной принцессе Бланкенбургской. Шарлотта нуждалась в женском покровительстве еще и потому, что у Алексея, как известно, в начале 1715 года появилась любовница, Ефросинья, дочь его учителя Никифора Вяземского. Поэтому он не только охладел к жене, но и достаточно отдалился от нее.
Как старшая по возрасту, пережившая смерть своих дочерей во младенчестве, довольно продолжительное время жившая в разлуке с мужем, бывшим месяцами в военных походах и поездках за границу, Марфа Андреевна могла утешить Шарлотту и действительно заменить ей мать.
Судьба Шарлотты, как и ее мужа, трагична. После рождения сына она сильно болела. В эти дни Алексей сблизился с Шарлоттой, однако она прожила после рождения сына 10 дней и умерла 22 октября.
Именно в эти дни у Екатерины родился сын Петр, и вопрос о деятельности Алексея царь поставил ребром.
11 октября Петр I пишет роковое письмо, в котором уже в который раз увещевает сына, рассказывая, к чему стремился он, как государь российский, чего добился за годы войн и преобразований. Письмо завершается следующими словами: «…с горестью размышляя и видя, что ничем тебя склонить не могу к добру, за благо изобрел сей последний тестамент тебе написать и еще мало пождать, аще не лицемерно обратиться. Ежели же нет, то известен будь, что я весьма тебя наследства лишу, и не мни себе, что один ты у меня сын, и что я сие только в устрастку пишу: воистину (Богу изволыпу) исполню, ибо за мое отечество и люди живота своего не жалел и не жалею, то како могу тебя, непотребнаго, пожалеть? Лучше будь чужой добрый, нежели свой непотребный».
В ответ на это Алексей не только согласился с отречением, но и даже просил об этом отца, добавив: «Детей моих вручаю в волю вашу; себе же прошу до смерти пропитания».
Петр не ожидал такого ответа. Своим письмом он думал вызвать раскаяние в сыне. Однако этого не произошло, и Петр поставил условие: «…или отмени свой нрав и нелицемерно удостой себя наследником, или будь монах…» На что сын согласился: «…желаю монашеского чина и прошу о сем милостивого позволения».
