После отказа от власти поверженный Монарх был арестован и препровожден в Ропшу, которая ему принадлежала ещё в бытность его Великим князем. Екатерина лично подобрала группу доверенных лиц, которым приказывалось неотлучно находиться при Петре Фёдоровиче. Поверженный проявлял полное смирение; он лишь прислал письмо с просьбой отпустить его в Голштинию. «Ваше Величество может быть во мне уваренною: и я не подумаю и не сделаю ничего против Вашей особый против Вашего царствования». Для подозрительной Екатерины эти заверения не стоили ровным счётом ничего.
Здесь возникает вопрос, который до сего дня не прояснён, да и который вообще трудно встретить в сочинениях по поводу указанных событий: как Екатерина видела будущее своего супруга, с которым она разведена не была? Сама она того не объяснила, да и никто того не объяснил и из числа её клевретов. Невозможно предположить, чтобы изощрённую натуру Екатерины не занимала эта проблема. Но она была действительно умна и расчетлива, прекрасно понимая, насколько ситуация взрывоопасна.
Передавали, точно тут ничего установить нельзя, что Екатерина намеревалась заключить Петра в Шлиссельбурге, а томящегося там Иоанна Антоновича перевести в другое место. А дальше что? Держать под арестом годы, а может быть, и десятилетия? Но ведь уже более двадцати лет томился в заключении Император Иоанн Антонович, свергнутый в 1741 году Елизаветой Петровной, Елизавете было проще, чем Екатерине; она ведь дочь Петра Первого, а Екатерина свергла внука Петра Первого. Было ясно, что не может Екатерина спокойно наслаждаться властью, пока жив Пётр. Его должно было бы не быть. Это решило бы многое раз и навсегда. Нет никаких оснований утверждать, что Екатерина отдавала приказ «извести» своего мужа. Для него она была слишком умна и слишком осторожна. Но невозможно дистанцировать Екатерину от того злодеяния, которое формально исполнили верные ей люди, просто-напросто «вычислившие» и «прочитавшие» сокровенное желание своей госпожи.
Пётр прожил в Ропше несколько дней, и 6 июля к Екатерине поступила краткая записка Алексея Орлова, извещавшая, что всё кончено, «Матушка, милосердная Государыня! Как мне изъяснить, описать, что случилось: не поверишь верному своему рабу, но как перед Богом скажу истину. Матушка! Готов идти на смерть, но сам не знаю, как эта беда случилась. Погибли мы, когда ты не помилуешь. Матушка! Его нет на свете! Но никто сего не думал, и как нам задумать поднять руку на Государя! Но, Государыня, совершилась беда. Мы были пьяны, и он тоже. Он заспорил за столом с князем Фёдором (Барятинским. — А. Б.), не успели мы разнять, а его уже не стало. Помилуй меня хоть для брата. Повинную тебе принёс — и разыскивать нечего. Прости или прикажи скорее кончить. Свет не мил, разгневали тебя и погубили души навек».
