В зеркале забвения | страница 76



— Юрий Антонович Кулаков у нас работает с первых послевоенных лет, — представил ответственного секретаря главный редактор. — А это — писатель Юрий Гэмо.

— Юрий Гэмо? — Юрий Антонович явно был удивлен. — Как же! Читал ваши рассказы и в «Новом мире», и в «Огоньке». Эх, кабы знал, принес бы вашу книгу для автографа!

— Юрий Антонович! — прервал редактор весьма приятную для уха писателя речь. — Юрий Гэмо ищет товарища… Напомните, пожалуйста…

— Георгия Сергеевича Незнамова…

Ответственный секретарь устремил взгляд в окно, потом посмотрел на книжный шкаф, забитый брошюрами и толстыми томами сочинений Маркса и Энгельса, перевел погрустневшие глаза на Гэмо и развел руками:

— Такой в мои годы в газете не работал… Может быть, среди рабкоров, но у меня отличная память, а такого не помню… Но можно обратиться в отдел пропаганды райкома партии или в отдел по учету кадров.

— Он был беспартийным, — твердо заявил Гэмо.

Откуда он это взял, не смог бы объяснить, но твердо был убежден в этом.

— Нет, так нет, — с неожиданным облегчением произнес он. — Я вполне мог ошибиться. Извините меня за то, что оторвал вас от работы.

— Что вы! Что вы! — в один голос запротестовали главный редактор и ответственный секретарь.

— Если у вас есть время, — заискивающе произнес Иван Васильевич, — я бы осмелился пригласить вас в местный ресторан.

— На рюмку чая! — хихикнул ответственный секретарь.

— Нет, Юрий Антонович, — остановил его Иван Васильевич, — вы останетесь здесь. Надо сверстать номер… Успеете, можете позже присоединиться.

В местном ресторане, расположенном в двух шагах от редакции, в первом этаже каменного жилого дома, в дверях стоял внушительный швейцар в полной форме, какая была редкостью даже в ленинградском ресторане «Восточный», где любили собираться писатели, художники и актеры близлежащих театров — Комедии, имени Пушкина, Малого оперного, музыканты из Филармонии. Колосовский швейцар подобострастно поздоровался с главным редактором, смерил Гэмо проницательным взглядом и распахнул дверь с неожиданно старомодными словами:

— Милости прошу…

В просторном зале народу было совсем немного, очевидно, основная публика набегала по вечерам. Зал внешне выглядел совершенно стандартно, ничего особенного, ресторанного, если не считать небольшой эстрады и пианино, запертого на большой, заметный издали, почти амбарный замок.

Но Иван Васильевич уверенно пересек ресторанный зал и открыл почти неприметную дверь за эстрадой. В небольшой комнате с единственным окном, занавешенным с излишней щедростью тюлем так, что снаружи ничего нельзя было разглядеть, стояло всего два стола, накрытых белыми накрахмаленными скатертями, буфет с хрустальными фужерами и рюмками, электрический самовар. На столах — вазочки с цельными, неразрезанными салфетками.