В Доме писателя имени Маяковского была одна из лучших библиотек Ленинграда, и, бывало, Гэмо проводил в ней целые дни, листая подшивки старых журналов, в том числе довоенную «Интернациональную литературу», которую в Публичной библиотеке имени Салтыкова-Щедрина можно было заказать только имея специальный допуск.
Он стал замечать охлаждение к беллетристике. Особенно к произведениям писателей, которых знал лично. Он слишком хорошо представлял, что в творческом плане можно было от них ожидать, и не очень-то обольщался, когда ему дарили книги. Сам он редко дарил свои новые произведения, складывая авторские экземпляры в нижние, закрытые отделы своих книжных полок.
В шестидесятых Гэмо впервые выпустили за границу, в Болгарию.
Сначала об этом решении инстанций (он так и сказал, очередной первый секретарь ленинградского отделения Союза писателей Анатолий Черепов — «инстанций») Гэмо как бы нехотя сообщили в партбюро, а потом позвали в иностранную комиссию, где он заполнил обширною анкету. Более всего он боялся собеседования в выездной комиссии Дзержинского районного комитета партии. По словам бывалых собратьев-писателей, эта комиссия состояла из старых твердокаменных большевиков, смотревших на выезжающего за границу писателя, как на потенциального перебежчика и будущего агента империалистической разведки.
Собеседование проходило в старинном особняке, когда-то принадлежавшем старинной русской княжеской фамилии Кочубеев.
Члены комиссии восседали за огромным дубовым столом в креслах, на спинках которых угадывался княжеский герб. Это были настоящие старцы, убеленные сединами, бородатые, немощные, иные из них откровенно дремали, вздрагивая и просыпаясь, когда требовалось задать вопрос или проголосовать. Председательствовал один из работников райкома КПСС, сравнительно молодой человек, которого Гэмо иногда видел на больших писательских собраниях. Он и представил Гэмо членам комиссии, сделав особенный упор на то, что в его лице советская многонациональная литература обрела яркий талант. Зачитав анкетные данные, он обратился к присутствующим:
— Есть вопросы к товарищу Гэмо?
Один из старцев открыл глаза.
— Значит, вы — чукча?
Гэмо молча кивнул.
— Это налагает на вас особую ответственность, — продолжал старец, — как на представителя малочисленной народности советского Севера. Вы должны высоко держать знамя пролетарского интернационализма и дружбы народов.
Все происходящее было так нелепо и карикатурно, что Гэмо пытливо и вопросительно посмотрел на райкомовского служащего, но тот избегал встречаться с ним взглядом и вел заседание по заранее утвержденному сценарию.
