Наконец то нарисовались аткудо не возмись разведчики.
Банда ИзКвакина нешатко не валко - руки в брюки собиралась с обратной стороны пустыря близ
дома No24.
- Пора вершыть великие дела, - сказал Лемур. - Всем готовность!
Он выпустил из рук баранку колеса... Взялся за веревку.
ПОйЕХАЛИ-И-И!!!
Част 18 другая следущая
И над старым сараем, под злавещими всполохами бегущей меж облаков луны, медленно взметнулся
ввысь
и горда павис на ветру "Горнист Некола" – трубящий в своё горнищще сегнал к бою.
...Вдоль тени забора под домом No24 продвигалась цепочка из десятка... или двух крадунов-
гопнекоф.
Напаровшысь в тени в чьюта потную от волнения претстоящева спину, ЗеКвакин сказал:
– Уж скоро утро, а Фигурнова всё нет.
– Он, сцуко хитрый и жадный... не - он жадный и хитрый – ответил кто-то. – Наверное, уже в доме.
Он всегда вперед всех лезет и сметану жрет... пряма из крынки.
Изквакин отодвинул две доски, гвозди в которых были заране смазаны сливочным маслом - для
меньшева скрипу
и неажидано для всех, как Коперфильт исчес в образававшейся в заборе дырке.
Немнога прийдя в себя от потрясения за ним тесня друк дружку двинулись остальные.
На улице - у дырки на стрёме остался один – Олёшка Попанцон.
Из поросшей крапивным буреломом канавы по другой стороне улицы тихой сапой выглянуло сразу
пять любопыцтвующих
голов от туловищ Лемуровцев. Четыре из них сразу же попрятались в назад в организмы.
Пятая голова, с горном Коли Трубача – задержалась, но чей-то кулак хлопнул ее по тыкве, и голова - едва не падавившысь горном, тудже исчезла в грудной клетке.
Часовой Олёшка оглянулся, ему хотелось закурить, и малость ченеть выпить... так, для храбрости.
Но часовому, па уставу запрещаетцо в гарнезоне: естьпитькуритьспатьаправлять естественные
надобности
не только на пасту, но и где либо ещё...
Все было тихо, и он, сдвинув пальцем заслонку от противамоскитных жалюзей сунулся по пояс
головой в форточку
– послушать, что уже делается внутри охраняемово объекта. Это он патарапился...
От стены дома немедлено отделились вместе с штукатуркой трое. В следующее же мгновение
часовой почувствовал,
а вернее ощутил на себе - как какаято крепкая сила рванула его заноги - заруки.
И, не успев вякнуть "мама", он палетел дальше чем видел.
– Гойко?!!, – забормотал он, поднимая из поддыха летцо, – ты зачем здесь, ты ващще как...Аткуда?!
– Аттуда, – пербил Гойко. – Хайло прикрой! А то я не посмотрю, что ты за меня перет Фигурным
впрягался.
– Лады, – сразу согласился Алёшка, – я молчу как самый толстый партезан.
