суровые волосатые старцы и чисто пабритые ангелы, правей картины «страшного суда» с котлами, смолой
и юркими, как скипедар чертями, на поляне из травы - компания Михи ИзКвакина курила в карты
секу.
Дым стоял коромысцлом - денег у игроков не было, и они резались «на тычка», «на щелчка» и на
«оживи покойника».
В посленем вареанте - давшему дуба завязывали глаза, клали его спиной в траву, в руки ему заместо
свечки,
ставили рельсу. И этой рельсой он должен был вслепую отбиваться от добрых собратий своих, которые,
сожалея об новопреставленом, старались вернуть его к жизни, усердно настегивая крапивой по его
голым коленям,
икрам и пяткам.
Игра в мазахизьм была, как раз в самом разгаре, когда за оградой раздался резкий звук сигнальной
трубы
исполнившей соло иерехонских архангелов. Это снаружи стены стояли засланцы от команды
Лемура.
Штабной писарь Николай Трубач сжимал в руке, начищеный до блеска котовых йаитц горн, а
босоногий
и суровый, как дратва, СэрГейка держал клеенный слюнями из туалетной бумаги пакет.
– Обахуяссе... Это чтож за цирк нам тут комедию ломает? – перегибаясь через ограду, спросил
креньдель,
которого все знали как ЗеФигура.
– Мехуил! Эйтыэто,- оборачиваясь, заорал он. – Бросай стиры, тута к тебе какая-то церемония
приперлась!
– Туто Я, чо нада?! – залезая на ограду, наресовался ИзКвакин. – Эге-гей, СэрГейка, какие люди-и-
и... здорово!
А это еще что за шкет сбугра такой весь ис себя с тобой наресовался? Ёпт!... нуинублище!
– Хулевылупился, возьми пакет, – протягивая ультиматумум, скрепя фиксами процыдил СэрГейка.
– Сроку на прочтение, размышление и выполнение вам дадено двадцать четыре часа. За ответом
приду завтра в
то же время. Время пошло - с нуля по МСК!!!
Обиженный тем, что его назвали нуинублищем, Штабной писарь Николай Трубач вскинул горн и, раздувая сщоки,
так яростно протрубил отбой, что пахнуло палеными партянками... И, не сказав больше ни слова, под
любопытными
взглядами рассыпавшихся по плетню потсонов оба рассыльных из канцелярии с достоинством
удалились.
– Эт чё за дела такие? – расклеивая пакет и оглядывая разинувших рты ребят, спросил ИзКвакин.
– Бля-я-я... нуёпт... Жили-жили, ни о чем не тужили... Вдруг... труба, гроза! Я, братцы, в натуре, ничего не догоняю!..
Он разорвал пакет, и, не слезая с ограды, стал читать:
– «Атаману шайки гопнеков Мехуилу ИзКвакину...» Это мне, – громко обрадовался ИзКвакин.
– с полным титулом, по всей форме, «...и его, – продолжил он четать, – гнуснопрославленному
