— Вот как, значит, прячется… Ну что ты как не у себя дома, пальто сымай, располагайся… поужинаем, с сыном познакомлю, где он, архаровец мой… э-эй, Женька, ты там где прячешься? Вот блин, нету… на ночь глядя и смотался куда-то, это по-нашему…
— Дело молодое.
— Верно говоришь, дело молодое…
Вздрагиваю — когда часы в углу комнаты начинают бить полночь. В ту же минуту ослепительная вспышка вырывается откуда-то с верхних этажей, хлопают пробки и лампочки, дом погружается в темноту.
— Вот, блин, замкнуло что-то… парни, чего встали, свечи принесите, пошукайте, что там перегорело… темнота — друг молодежи, в темноте не видно рожи…
Выглядываю в окно, в темную панораму осени.
— Да тут всю Москву, похоже, вырубило.
— Это нехило, это по-нашему… всю Москву… парни, я стесняюсь спросить, свечи будут, или вас самих в керосине вымочить?
Снова вздрагиваю — на этот раз от звонка, вот догадался Крылатый мелодию поставить, от которой на месте подскакиваешь…
— Крылатый слушает… что? Чего ликвидировали? Какую банду? Вы охренели или как, я вам русским по белому сказал, парней не трогать! Мало ли что приказывал, на тридцать три раза приказание отменил! Если с этими анималами или как их там что-нибудь случится, я уже не знаю, что с вами со всеми сделаю… Что делать, что делать, снимать штаны и бегать… Этих ищите, анимов, или как их там, если узнаю, что вы их всех того…
Смотрим друг на друга — оба опустошенные, растерянные, и не верится, что это — все, что дальше уже — ничего. Это в новостях бывает, в сводках вестей, проведена-успешная-операция-по-ликвидации-банды… Вот где-то там, в динамике радио, на экране телевизора, только не с нами, не с нами…
— Ликвидировали, — Крылатый умоляюще смотрит на меня, будто надеется, что не прав.
— Ликвидировали, — киваю я.
— Ну… может, не всех еще… может, выбрался там кто-то… — не сдается Крылатый.
— Может быть.
— Думаешь?
— Думаю.
— Они же какие… ушлые. Вроде всех передавишь, да какое там…
— Тоже верно, — соглашаюсь, хотя сам в это не очень-то верю.
Крылатый смотрит на часы над камином, стрелки только-только перевалили за полночь, будто специально ждали полуночи, чтобы свершилось… свершилось…
— Пацан мой где-то шляется…
— А?
— Женька мой, говорю, где-то шляется… восемнадцать лет, мозгов с гулькин нос…
— Ну… образумится еще, — говорю, не понимаю, чего это вдруг он заговорил о сыне.
— Тоже верно говоришь… образумится.
Снимаю со спинки пальто, долго не могу попасть в рукава.
— Куда собрался-то? — косится Крылатый.
