Молчу. Что тут можно сказать?
— По барам, говорю, сорванец мой шляется, — повторяет Крылатый уже громче.
— А-а… может быть.
— Вы так думаете?
— Уверен. Самые годы молодые по барам шляться…
— Только бы в компанию в какую не вляпался… нехорошую, — Крылатый смотрит на меня умоляюще, будто это от меня зависит, вляпается его сын в компанию или нет.
— Да… дело молодое, перебесится.
— Тоже правильно. А что мы тут как дураки сидим, давайте, что ли… по рюмочке…
Морщусь, так и знал, что этим кончится, и не скажешь ему, что не пью…
— Что морщитесь, не пьете, что ли?
— Н-нет.
— Ну, тогда, может, сочку вам какого?
— Можно.
— Парни, чего встали, соку там какого принесите… Что значит, нет, а то мало я из вас соки выжал… сбегайте, значит, купите…
Подскакиваю в кресле.
— Что вы, неудобно же…
Крылатый косится на меня, большой, грузный, как только помещается в кресле.
— Неудобно трусы через голову надевать.
Часы над камином бьют половину второго, утешаю себя, что время детское…
0001
19.02.2020 г. 22:45
Что за манера, бить лампой прямо в глаза. Не лампой, конечно, светом лампы, хотя они и лампой могут, запросто…
Долгонько же они меня здесь держали, в окружении системников и мониторов, видимо, надеялись, что сбегу, раскрою себя — как одного из тех…
— Вы один из них? — спрашивает человек за столом. Знать бы его чин, да не знаю я его чин, я в этих звездочках не разбираюсь.
Не выдерживаю.
— А свет можно приглушить?
— Притворяется, — перешептываются конвоиры, — за хомо сапиенс себя выдает, ах, видите ли, свет мешает…
— Этим что свет, что тьма…
— В темноте видят…
— Можно… только осторожно, — соглашается следователь.
Лампа передвигается чуть ниже, комната делится на две части, верхнюю — погруженную во мрак, и нижнюю — залитую светом.
— И накурили как нарочно, — продолжаю я, — проверить хотели, живой я или нет?
— Здесь вопросы задаю я, — человек со звездочками смотрит на меня холодно, пристально, — отвечайте, вы — один из них?
— Чего ради?
Отвечайте на вопрос.
— Нет.
— Чем можете доказать ваше утверждение?
— Да вроде всем уже доказал, чем мог, — смотрю на чуть подсохшие порезы на руках, — эскулапы ваши меня уже вдоль и поперек прощупали.
— Что эскулапы… этих ваших от нормального человека и не отличишь… где их логово, знаете?
— Откуда…
— Вроде под Москвой, в Барвихе они, — вставляет часовой.
— Я не тебя, а его спрашиваю. Знаете?
— Нет.
— Колчин… Константин Николаевич… Восемьдесят пятого года рождения… — звездный человек наклоняется над бумагами, резко поднимает глаза, — как вы в таком случае объясните ваше сочувствие… м-м-м… этим существам?
