Однажды на севере | страница 13

Ли почесал в затылке, но был избавлен от того, чтобы придумывать ответ, потому что в этот момент на сцену вышла группа из трех мужчин, и весь зал встал, чтобы приветствовать и аплодировать. Ли не был исключением и встал, чтобы не показаться невеждой. Он начал искать в толпе своего знакомого из пансиона, но среди всех этих лиц, ярких, разгоряченных, среди глаз, пылающих от энтузиазма, не мог разыскать его.

Когда они снова сели, Сигурдссон сказал:

— Замечательный прием! Многообещающе, не правда ли?

— Никогда не видел ничего подобного, — ответил Ли.

Он откинулся назад и стал прислушиваться к речам.

Вскоре после этого, его, казалось, разбудил рев возбужденной толпы. Приветствия, рукоплескания, крики одобрения, отражались эхом от стен большого деревянного зала, когда Ли, непонимающе моргая, стал хлопать вместе с остальными.

На сцене стоял Поляков в черном пальто, с тяжелой бородой и красными щеками,  один его кулак лежал на трибуне, а другой он держал на сердце. Его глаза ярко сверкали, а деймон, очень похожий на ястреба, но Ли никогда раньше не видел такой породы, сидел на трибуне и поднимал крылья, пока они не раскрылись до конца.

Ли прошептал Эстер, завернутой в пальто:

— Сколько времени я спал?

— Не считала.

— Ну, черт возьми, что этот дипломат говорил?

— Не слушала.

Он украдкой взглянул на Ольгу и заметил, что ее спокойный любящий взгляд был недвижимо направлен на отца. Выражение лица Ольги не изменилось даже тогда, когда кандидат внезапно ударил по трибуне кулаком, заставив тем самым своего деймона взлететь и пролететь несколько кругов вокруг его головы, прежде чем расположиться на плече Полякова.

— Это должном возыметь эффект, — подумал Ли, но Эстер бормотала: — Как долго они репетируют это перед зеркалом?

— Друзья, — кричал Поляков. — Друзья и граждане, друзья и люди, мне не нужно предупреждать вас об этом коварном вторжении. Мне не нужно предупреждать вас, потому что каждая капля человеческой крови в ваших человеческих венах уже предупреждает вас инстинктивно, что не может быть никакой дружбы между людьми и медведями. И вы знаете точно, что я имею в виду, и вы знаете, почему я должен говорить именно так. Не может быть никакой дружбы, не должно быть никакой дружбы, и при моем правлении, я обещаю вам, положив руку на сердце, не будет никакой дружбы с этими жестокими и бесчеловечными...

Остальная часть предложения была потеряна, поскольку, должно быть, предназначалась именно для того, чтобы потонуть  в шуме, криках и свисте, которые поглотили его, словно большая волна.