С подобным положением дел Пожарский столкнулся под Москвой. Ему очень тяжело было удержать дворян от выезда в собственные поместья. Еще тяжелее — остановить бесчинства и отъезды казаков. И почти невозможно — использовать против казаков дворян. Дело здесь не только в малой численности дворянских сотен. Разоренный войною, порой лишившийся поместий и понюхавший пороху под знаменами разнообразных авантюристов дворянин (или, как тогда говорили, «служилый человек по отечеству») немногим отличался от казака. Историк А. Л. Станиславский приводит данные, согласно которым многие дворяне вплоть до 1615 года «оказачивались» — уходили под команду казачьих атаманов. И процент их в казачьем воинстве был довольно велик: каждый десятый казак в прошлом принадлежал дворянской среде[209].
Позднее, когда в Москве начало действовать настоящее правительство, дворян резко отделили от казаков, а верхушку казачества — самых лояльных, самых заслуженных и самых состоятельных — приблизили к дворянству по служебному положению. Тех, кто не пожелал подчиниться правительственным условиях, тех, кто счел слишком незначительными правительственные уступки, приводили к покорности в открытых боевых действиях. И тут уж дворяне казакам не спускали… Да и сами «поверстанные» на царскую службу казаки честно дрались со своими разбойными собратьями. Но всё это случится потом, через полтора, через два года, через пять лет. А летом — осенью 1612 года, в условиях зыбкой победы, давить на казаков малочисленным, слабым, обедневшим дворянством было бы самоубийственной тактикой.
Приходилось терпеть, беречься, где-то идти на компромиссы, а где-то нажимать… Пожарскому требовалась то твердость, то дипломатичность. Объединенный штаб земского ополчения бешено рассылал по городам грамоты, призывая как можно скорее прислать деньги на жалованье «ратным людям». Денег катастрофически не хватало. И когда они все-таки появлялись, их в первую очередь раздавали наиболее боеспособной части войска — дворянам. А это, естественно, становилось причиной для новых вспышек казачьего недовольства.
Волнения, вспыхивавшие среди казаков, могли закончиться настоящим большим бунтом и даже вооруженной сварой между ними и дворянами. Пожарский вновь, как при отражении Ходкевича, призвал на помощь Троице-Сергиевское духовенство. Авраамий Палицын рассказывает о чрезвычайных мерах, понадобившихся для того, чтобы укротить казачью стихию: «И бысть в них (казаках. —
