Здесь Авраамий Палицын вновь обратился с речами к ополченцам и, по его словам, обратил некоторых вспять.
Но «…егда прииде келарь в станы казачьи, и ту обрете их множество: овых пьющих, а иных играющих»… Келарь в удивлении воззрился на ратников, равнодушно развлекающихся, тогда как их товарищи жизни кладут на другом берегу реки. Он обратился к казакам с суровым поучением. Те, как он говорит, «…выидошя из станов своих и повелешя звонити и кличюще ясаком (возгласом): «Сергиев, Сергиев»! И поидоша вси на бой»[184].
В Троице-Сергиевой обители сохранилась память о том, как келарь Авраамий, отлично знавший нравы казаков, не стал в критический момент ограничиваться духовными словесами, а использовал более действенный для них аргумент. Понимая, сколь важно собрать все силы в кулак, он, обратившись сначала к доброму слову Божию, затем обещал куражливым казакам казну Троице-Сергиевой обители. Как пишет историк И. Е. Забелин, «при постоянных жалобах на наготу и голод, казакам, кроме духовного красноречия от Божественных писаний, конечно требовалось и что-либо более вещественное, и было очень естественно и вполне необходимо предложить им и достойную уплату за труд. Должно полагать, что употребить в дело такое обещание было предложено старцу от стороны Пожарского и Минина».[185]
Это звучит очень и очень правдоподобно. Под Москвой, в станах Трубецкого, собрались далеко не те казаки, которых Россия знает по временам Платова и русско-турецких войн. В Первом земском ополчении, помимо тех, кто нелицемерно любил свое отечество, скучился и всякий сброд, страшно развращенный обстоятельствами Смуты. Пожарский, видев казачью среду, надо полагать, заранее наказал Палицыну: «Дай им денег, если веры и совести окажется недостаточно! Ты знаешь, отец Авраамий, кто они такие».
Может, некоторые из ушедщих в таборы с поля боя, послушав духовные наставления, устыдились своего малодушия. Кого-то, вероятно, пробрала простая русская совесть. Как же так — оставить товарищей своих, бросить их перед лицом беспощадного неприятеля! Ведь худо же, не по-людски… Ну а прочие, думается, не от укоров совести и не от духовных словес поворотили коней, а заслышав, какая плата им обещана.
Таков был казачий дух в те времена! Перед ним трепетала вся Россия, поскольку он был страшнее и опаснее духа прямо разбойничьего. Понадобились многие годы, чтобы выжечь и выкорчевать его из народного сознания.
Так или иначе, Авраамий Палицын сделал свое дело. Казачья конница вернулась в Замоскворечье и сцепилась с Ходкевичем. Вместе с нею и сам Трубецкой вновь явился на битву.
