Я успел заметить солнце у нее за плечом. Там, на зеленой половине мира, оно стояло еще высоко, хотя заметно склонилось к западу. Почему к западу? Не знаю. Как не знает никто на свете, хотя никто никогда в жизни не спутает медовое золото смуглого вечера с ослепительно белоснежным румянцем утра. Почему это так? Надо когда-нибудь подумать. На досуге.
- Ну? - Айроу напряглась.
- Почему? - с трудом выговорил я. Как-то очень трудно мне давалось каждое движение.
Айроу презрительно выпятила губу.
- Я сама долго не понимала, почему, - бросила она. - Пока ты не убил Бансо! Зачем ты его убил?
Предыдущую картину закрыло видение: отрубленная драконья голова на пожухшей траве. Из обрубка тонкой шеи тонкой ниткой тянется едкая смолистая кровь. И странное чувство вызывает теперь эта беззащитная птичья шейка - не страх, не отвращение, а жалость.
Почему-то у меня не находится ответа. Я знаю, что он есть, но не могу его найти, не могу нащупать в том вязком клее, на который, кажется, попались и тело мое, и душа.
- Я ухожу.
Больше мне нечего сказать.
Я бреду по безумной границе - левая нога по золе, правая по мгновенно вспыхивающей траве. Главное - не возвращаться, не оборачиваться, не попасть в собственный след. Не возвращаться по следам своим... Отчаянная дерзость вспыхивает во мне. Я рывком останавливаюсь - да, рывком, страшная сила инерции тащит меня дальше, но я упираюсь каблуками в визжащее пламя и останавливаюсь. И решительно наступаю на свой след.
Только горящая трава успевает мелькнуть перед лицом. Я провалился. Я мчусь по бесконечному посмертному коридору с бесчисленными поворотами, по неслыханному тобоганному спуску, по горной реке, огибающей все валуны в мире, я низвергаюсь в преисподнюю, преодолевая безумные препятствия...
Нет, рекой назвать это вернее - я не прилагаю усилий к управлению, да и не могу приложить. Меня несет по течению, как щепку. Только лица почему-то мелькают на берегу.
Данк. Кто это? Опять я знаю имя того, на берегу, и не могу вспомнить, ни кто это такой, ни откуда он знаком мне.
- Не волнуйся, малыш! Все гораздо хуже, чем ты боялся! - голос вроде бы знакомый. Но!.. Но, черт побери, но!.. Сплошные "но". Судя по всему, память тоже изрядно искупали в этом проклятом клее.
На следующем повороте - мама. Нельзя сказать, чтобы очень добрая.
- Ты допрыгался до серьезных неприятностей. За эти штучки я тебе еще оторву пару ушей! Попозже, когда все утихнет.
И в ее слова хочется верить. То есть не хочется, конечно, но очень верится. Интересно, сколько, по ее мнению, у меня ушей? Или это украшение излишне для неслухов?
