Надгробие, ромашки и белый фрак | страница 22
Несколько лет назад этот адрес был оставлен ему для экстренной связи. Обычно он прибегал к нему не чаще раза в год, чтобы узнать друг у друга общее положение дел, но теперь, видимо, настал как раз тот самый чрезвычайный случай.
Никто не должен был знать, что его старый друг вовсе не погиб. Еще тогда, едва закончилась финальная битва, и Люциус притащил к себе домой окровавленного Северуса, в котором каким-то чудом все еще теплилась жизнь, зельевар решил, что ему не место более в магическом мире, и все долги отданы. И Снейп лишь утвердился в этой мысли, когда ценой невероятных усилий и множества выпитых зелий все-таки пошел на поправку.
Как только жизни зельевара перестало что-либо угрожать, он через Малфоя распродал почти все имущество, перевел свои средства в маггловские деньги, выправил маггловские же документы и, воспользовавшись портключом, аппарировал прочь не только из гостеприимного поместья, но и из Англии.
Через месяц Северус прислал другу короткую записку с адресом, по которому с ним можно связаться в чрезвычайных обстоятельствах. Он обосновался в уединенном месте на севере Италии, так что к нему вполне долетали и совы.
Сейчас, набрасывая черновик письма к другу, Люциус не мог не вспоминать их прощание. Северус даже слышать не желал о том, чтобы остаться, хотя и тогда была велика вероятность быть оправданным. Он гневно заявлял, что одного заседания Визенгамота ему вполне хватило. А почести и награды Министр может засунуть себе в известное место.
И вот теперь Магический Мир решил напомнить зельевару о себе самым неожиданным образом. Вот только как в деликатной форме написать старому другу о том, что он некоторым образом стал отцом? Причем не абы кого, а именно Мальчика-который-выжил. И стоило ли признаться сразу, что Малфой с ним спит? Или повременить со столь ценной информацией?
Оставить эту затею и ничего никому не говорить Люциус просто не мог. Случалось ему выглядеть сволочью, но подобная мысль тотчас заставляла вспомнить Гарри, стоящего со скорбным выражением лица возле надгробия.
Наконец, в муках родилось короткое письмо:
«Дорогой друг!
Прости, что вынужден отвлечь тебя от, несомненно, важных дел, но обстоятельства, из-за которых я пишу это письмо, думаю, как раз подходят под определение экстренных.
Впрочем, перейду сразу к делу. Совсем недавно у меня появились сведения (в их достоверности не приходится сомневаться), что у тебя есть сын.
Возможно, ты знаешь об этом, но я не мог не написать тебе, так как у меня есть определенные обязательства перед этим юношей. Он узнал о ваших родственных связях лишь после твоей «смерти», и до сих пор не осведомлен, что ты жив. Если таково будет твое решение, то я и дальше буду молчать об этом.