Мы беседовали, если это можно так назвать, потому что я почти не говорил. Беатриче оказалась студенткой. Ее лицо находилось сейчас всего в нескольких миллиметрах от моего. Я порядком опьянел. Она изучала экономику, но хотела перевестись на психологический факультет. Я тронул ее за плечо. Беатриче смотрела на меня участливо, как мать.
— Вам не следует больше пить, — заметила она, когда я одним махом осушил стакан. — Убитый был вашим другом?
— Пожалуйста, не надо, — услышал я собственный лепет.
Вскоре последовали две паузы: одна — чтобы выпить, вторая — расслабиться. Я ткнулся лбом в ключицу Беатриче и коснулся щекой шеи. Неужели это я так рыдал?
— Все будет в порядке, — успокаивала меня она.
Все вокруг завертелось, а затем погрузилось в темноту. Позднее, когда я открыл глаза, в зале никого не было, а стулья стояли на столах. Музыка смолкла.
В следующий раз меня разбудил ее голос:
— Так, значит, в Бразилию?
Мы находились на улице, было прохладно. Беатриче поддерживала меня.
— Значит, в Бразилию? — Она засмеялась.
Я обнял и поцеловал ее. В мечтах или на самом деле?
А потом мое тело валялось на охряно-желтом диване. Рядом на стеклянном столике стоял кувшин с водой. Для меня или для цветов? Нет, все-таки для меня. Моя мука продолжалась. На сей раз я вовлек в круговорот своих страданий юную официантку.
— Ну, воскресший из мертвых, как дела? — крикнула она из соседней комнаты.
У нее был сладкий голос. «Сладкий» — слово, которое можно произносить только мысленно. Сказанное вслух, оно всегда истолковывается неправильно и не воспринимается всерьез. А я относился к сладкоголосой Беатриче гораздо серьезнее, чем к себе.
Очевидно, я находился в ее квартире. В моих планах этого не предусматривалось. Я не имел ни малейшего понятия, как здесь оказался. Подобное могло бы случиться с каждым, только не со мной.
— Чертовски неприятная история, — прохрипел я.
При этом моя черепная коробка окончательно развалилась на мелкие части, и я ощутил адскую боль.
— Вы всегда так напиваетесь? — поинтересовалась Беатриче.
Теперь она находилась где-то рядом.
— Я не хотел вам навязываться…
— А вы и не навязывались. Вы были без сознания.
Она присела на край дивана, положила ногу на ногу и направила на меня острую коленку — жест, в котором мне почудился упрек. Я собрался с последними силами и принял сидячее положение.
— Я не могла оставить вас на улице в четыре часа утра, — произнесла Беатриче.
Я не знал, как мне извиниться за свое пьяное поведение, и в то же время так часто это делал, что Беатриче устала меня слушать.
