«Впервые заключенный упоминается в лагере для беженцев на Восточном фронте в 1945 году. В конце войны его освободили из нацистского концлагеря, расположенного под Ригой в Латвии. После расследования военные власти отправили его в НКВД на дознание. Следователями были назначены Алексей Федоров и Михаил Вольский».
Кейт аккуратно записала все имена.
– А что хотели узнать у него?
– Записей допросов в деле нет, – перевела девушка.
– Есть ли какая-нибудь возможность выяснить: живы или нет эти следователи?
– Генерал сказал, что русские – народ долгожителей.
Кейт решила не отвечать на улыбку собеседника:
– Продолжайте.
– После предварительного следствия решено было предъявить заключенному обвинение.
От неожиданности Кейт передернуло:
– Какое обвинение?
– Об этом ничего не сказано.
– Почему же его не направили в другие инстанции? Зачем его вновь вернули в НКВД?
– Генерал сказал, что тогда НКВД заменял все.
– Его пытали?
Лицо переводчицы даже исказилось, когда она услышала, а потом перевела ответ генерала:
– Если учесть, что заключенного доставили из немецкого концлагеря, то избиение было вполне оправданно, ему хотели развязать язык.
– Зачем?
Ответ был спокойным, коротким и ясным. Петрушка от смущения даже не взглянула на Кейт:
– Генерал сказал – ради признания. Признания вообще. Какого – не важно.
Кейт погрузилась в глубокое молчание. Здесь она оказалась не для того, чтобы кого-то обвинять и выходить из себя, гневаться на то, что происходило в чужой стране сорок семь лет назад. КГБ был явно не тем местом, где можно выразить протест против так называемой советской системы. Поэтому она вновь взяла себя в руки:
– Продолжайте.
– В сентябре 1945 года его отправили в лагерь недалеко от города Горький. В марте 1947 года переправили в московскую тюрьму на Лубянке и держали в камере предварительного заключения.
– Предварительного заключения? Но он же успел к этому времени провести в тюрьме два года.
– В бумагах сказано, что следствие к этому времени еще не закончилось.
– Так, значит, его продолжали допрашивать и два года спустя после ареста?
– Да.
– Ему предъявляли обвинение хоть в каком-нибудь преступлении? Судили его, нашли ли его в чем-то виновным?
– Генерал говорит, что в деле об этом ничего не сказано.
Нервы сдали, и Кейт не выдержала:
– Черт побери! Как ничего не сказано?
Последней фразы переводчица не перевела. Генерал нахмурил брови и, обратясь к переводчице, сказал что-то грубое, и той осталось только проглотить это.
