Ее руки гладили его по спине и плечам, затем поднялись к его волосам, вцепившись в них мертвой хваткой. Неужели она и впрямь думала, что он ее покинет? Даже если бы такая мысль и пришла ему в голову, у него просто не хватило бы сил, чтобы отстраниться. Только не сейчас. Он еще не успел насытиться ею и сомневался, что это когда-либо произойдет.
Эта женщина представляла угрозу для него — куда большую, чем любой религиозный фанатик или охотник за демонами. Каким-то непостижимым образом ей удалось нащупать в нем остатки человечности — ту часть его существа, которая жаждала человеческого общества. Прю не только смогла ее найти, но и подпитывала ее, и это способствовало его насыщению лучше, чем любая кровь. Нельзя сказать, чтобы Шапель не испытывал желания попробовать ее на вкус. Такой соблазн присутствовал, и все же его тяга к ней как мужчины была гораздо сильнее, чем жажда испить ее крови. Он хотел, чтобы она любила его. Боже правый, как он хотел, чтобы она узнала, кто он такой, и смотрела бы на него без страха или отвращения.
Прю была такой нежной в его объятиях, такой гибкой и грациозной. Ее спина прогнулась под его ладонью, от разгоряченной кожи исходил тонкий аромат духов, и вся она была подобна подогретому и щедро приправленному пряностями вину, ласкающему язык изысканным вкусом. Мягкие, податливые груди так и льнули к нему, и Шапель, оторвав руку от ее спины, просунул ее под мышку Прю, чтобы затем обхватить один из упругих холмиков ладонью. Прю простонала в ответ, припав губами к его рту и прижавшись бедрами к его чреслам. Будь он проклят, этот тугой корсет… совершенно невозможно просунуть под него руку, не повредив при этом платье. Впрочем, Шапель мог расстегнуть его. Или разорвать. Или просто уложить ее на скамейку и…
Тут он почувствовал во рту привкус крови, очень слабый, едва уловимый. Шапель мог бы и вовсе его не заметить, если бы не то обстоятельство, что кровь принадлежала не ему, а Прю. Должно быть, она оцарапала язык об один из его клыков. Слава Богу, что она не обратила на это внимания. Однако Шапель это заметил — а также демон, таившийся внутри его. О Господи! Вкус был почти неощутимым, но вместе с тем чудесным и дурманящим, как в его самых сокровенных мечтах.
Мускулы в его деснах непроизвольно сжались, выталкивая наружу клыки. Еще совсем немного, и она их увидит. Достаточно одного неверного движения языка, и дело уже не ограничится крохотной ранкой. От голода у него начались спазмы в желудке, словно кто-то раздирал когтями внутренности, поднимаясь все выше и выше к груди. Мускулы в теле напряглись, готовые к атаке. Он мог действовать настолько быстро, что она ничего не почувствует, пока не будет уже слишком поздно. Ничто не мешало ему погрузить клыки в ее пышную грудь или стройную шею и вобрать в себя ее сущность прежде, чем она поймет, что происходит.
