— Ах вот как? В таком случае вы можете принести мне свои извинения.
В его улыбке снова появился оттенок грусти.
— Только не подумайте, будто я не хочу вас, Прю. Хочу, Бог тому свидетель. Однако не могу допустить, чтобы вы оказались правы, предположив сегодня вечером обо мне самое худшее. Я не распутник и хочу, чтобы вы это знали.
Прю охотно ему верила — настолько искренне он говорил. Кроме того, распутник никогда бы не остановился.
— Благодарю вас, — низким, хриплым голосом отозвалась она.
На какой-то миг он уставился на нее. Улыбка постепенно исчезла с его губ, оставив вместо себя сожаление.
— Спокойной ночи, Прю.
Она улыбнулась:
— Спокойной ночи, Шапель. Приятных снов.
Его брови взметнулись вверх.
— Это маловероятно.
Прю покинула его с лукавой улыбкой на губах.
И в самом деле… спокойной ночи.
Вспоминая поцелуй Прю, прикосновение ее влажных, жаждущих губ, Шапель не мог думать о подобном удовольствии иначе, как о небесном блаженстве, даже несмотря на то что еще долго после этого он чувствовал себя ужасно неловко.
Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз желал женщину, не желая при этом ее крови? Мари была последней, но тогда он еще был человеком. Когда же он явился к ней после проклятия, то вожделел ее как голодный зверь.
Не стоило вспоминать об этом.
Шапель пришел к Мари ночью, спустя два дня после случившейся с ним перемены. Проник в комнату через балкон, подпрыгнув с земли с такой легкостью, словно его отделяли от нее не два этажа, а лишь несколько дюймов. В то время он и его друзья наслаждались своими вновь обретенными способностями и совершенно не заботились, увидит ли их кто-нибудь. Будь они хоть немного осмотрительнее, до Маркуса Грея скорее всего никогда не дошли бы слухи о них.
Спящая Мари выглядела как ангел, белокурые волосы разметались по подушке, словно шелковое покрывало. Кожа напоминала спелый персик, а губы были полными и чувственными. Теперь Шапель находил ее даже прекраснее, чем ранее. Судя по смятому носовому платку, который она до сих пор сжимала в пальцах, до Мари уже дошли слухи о его смерти.
Шапель улыбнулся, представив, как будет счастлива невеста увидеть его снова и захочет остаться с ним навсегда.
Поддавшись охватившему его голоду, Шапель наклонился к изящной округлости ее груди, под поверхностью которой так заманчиво проступала тончайшая голубая жилка. Он не ел со вчерашнего вечера, потребность в крови сводила с ума, и запах Мари казался столь же чудесным, как и ее облик.
