Еще один караул красно-желтых, и они вошли в комнату, где на кровати вытянулся бледный Алекиан, а тесное пространство было заполнено молящимися клириками да солдатами, которые обливались потом в тяжелых кольчугах, но ревностно присматривали за попами. Когда распахнулась дверь, поток спертого воздуха пошел по комнате, все оглянулись.
— Эй, сэр Полгнома, вели этой братии выметаться, — громко сказал Кари. — Здесь и здоровому дышать нечем! Сынок, распахни ставни, а ты Аньг, взгляни на его величество! Видишь, плохо ему, болеет.
Карикану пришло в голову, что если Когер поднимал воинов в безумную атаку и ему случилось исцелить молитвой Алекиана, то, быть может, и Великий Пацан как-то сумеет побороть хворь? Почему бы и нет? Ведь с солдатами все прошло отлично, не хуже, чем у чудотворца?
Хромой прошел к окну, навстречу ему потянулся поток потных раскрасневшихся от жары людей. Полгнома понукал их:
— Скорей! Скорей! Ишь, навоняли, не даете его императорскому величеству вздохнуть! Покушаетесь на воздух, принадлежащий самому императору! Рады, что мы с братцем налог на воздух пока не ввели! Ну, ничего, дождетесь!
Карлик вдруг разволновался, в словах и поведении Карикана ему почудилась некая странная значительность.
Эрствина, который формально возглавлял прибывших, оттеснили в сторону, он из угла таращился на императора. Мальчик был разочарован — главу Великой Империи Людей он представлял совсем иначе. Тощий бледный, истекающий холодным потом Алекиан внушал какие угодно чувства, но не почтение.
Хромой распахнул скрипящие ветхие ставни, в комнату ворвался солнечный свет, гомон толпы и теплый воздух, который показался прекрасным благоуханным дуновением всем, кто собрался здесь в духоте.
— Давай, давай, моя удача, не подведи на этот раз, — процедил сквозь зубы Карикан, подталкивая Аньга к кровати.
Юноша склонился над безучастным Алекианом и улыбнулся:
— Э, парень, да тебе совсем худо! Бедняга, тебе, видно, и вина не давали? Это зря! Вино в недуге — первое лекарство! И тело, и душу исцеляет, я уж сколько раз проверял! Слышишь, бедолага?
Аньг не понимал, с кем он говорит, тем искренней звучали его слова.
Ресницы императора задрожали, он приоткрыл глаза и поглядел на веселого парня.
— Вина, вина! — закричал Коклос, запинаясь от волнения. — Скорей, олухи! Эй, кто там! Вина братцу!
Гиптис, который держался поблизости, чтобы вмешаться, если Алекиану будет что-либо грозить, теперь отбросил свою обычную сдержанность, подскочил к кровати, помог императору сесть. Алекиан выглядел плохо, но взгляд его стал осмысленным, он пришел в себя. На лестнице орали и топали тяжелыми сапогами. Двое гвардейцев, мешая друг другу, протиснулись в дверь. Один принес кувшин, другой — серебряный кубок. Дрожащими от волнения руками солдаты наполнили кубок и вручили Гиптису. Тот, наскоро проверив, нет ли яда, осторожно поднес вино к бледным губам императора. Алекиан сделал глоток, другой, щеки порозовели… император поднял руку и взял кубок.
