Историк литературы Жан Воклен (XV в.), компилируя греческий материал, составил «Книгу о завоеваниях и деяниях Александра Великого». Она предназначалась для обожавшего македонского полководца герцога Бургундского, на службе у которого находился Воклен. И только в 1468 г. португальский гуманист Васко да Люцена перевел сочинение Квинта Курция Руфа. Начался возврат к традиции, более соответствующей реальным историческим событиям. К тому времени существовал уже и латинский перевод Плутарха. Наконец, в 1624 г. в Дуэ вышло издание «Зерцала исторического» Винсента из Бове, в котором рассказ дополнялся выдержками из Плутарха и Арриана, передававшими сдержанный подход античных историков.
Итак, вплоть до революции в культуре, связанной с эпохой Возрождения, авторы дидактической прозы, историки и литераторы, поголовно разделяли версию об отравлении Александра Великого. Флорентийский нотариус Брунетто Латини, составивший энциклопедию на французском языке (1260 г.), писал: «Он завоевал 22 варварских и 32 греческих племени и, в конце концов, умер от яда, который ему предательски дали приближенные». В одной фразе широкий горизонт военных подвигов соединялся с узким домашним кругом, где героя подстерегала неумолимая смерть. В 1320–1330 гг. появился один из вариантов «Романа о Лисе» – «Лис-самозванец», своего рода размышление о дворе монарха и о власти. В нем подробно рассказывалось о кончине Александра Македонского. Автор вольно обращался со своими источниками, добавляя к ним новые детали. «Прозрачный и едкий яд», приготовленный Антипатром, можно было перенести только в железном сосуде, любой другой материал он бы прожег. Яд подали жертве два виночерпия, сыновья организатора убийства. Отравленный скреб себе глотку, пытаясь извергнуть выпитое. Но тут один из виночерпиев довершил злодеяние, протянув ему перо, смазанное ядом. На эту подробность автора вдохновили не столько похожие рассказы о смерти императора Клавдия, сколько «Роман об Александре». Рассказ завершался следующими словами: «Так он умер в Вавилоне, / Сраженный злодейской отравой и ядом, / Что поднесли ему предатели».
Уже опус Феррето Феррети показывает, что совпадения в описании смерти македонского царя, свойственные средневековым текстам, составляют своего рода архетипическую модель. Впоследствии ее будут использовать в рассказах о властителях, сраженных в полном расцвете своей славы.
