В свое время всю страну облетела крылатая фраза из замечательного памфлета профессора Камилла Спуина: "Меня поражает в господине Падреле Примо не его баснословное богатство, не его железный характер, даже не его поистине необозримые деловые связи, а то, что он выработал в себе способность не улыбаться, произнося слово «демократия».
Эта фраза стоила господину Падреле одной минуты раздражения, а профессору Камиллу Спуину — всей его дальнейшей научной карьеры. Он так и кончил свою жизнь ничтожным агентом по страхованию недвижимого имущества.
Вот что обозначало «словосочетание» «Братья Падреле и Кш». Старшего Падреле звали Примо, младшего — Аврелий. Примо Падреле, единолично управлявший гигантскими капиталами, принадлежавшими ему и его брату, находился в Городе Больших Жаб. Аврелий Падреле собственной своей крохотной персоной находился в интересующий нас момент в Бакбуке, в кабинете неприметного провинциального врача Стифена Попфа.
Было бы извращением истины, если бы мы сказали, что на доктора Попфа и его супругу, особенно на последнюю, горделивое заявление их удивительного гостя не произвело никакого впечатления. Нельзя вырасти в обществе, где деньги — все, и не испытать по крайней мере легкого головокружения при виде человека, ворочающего миллиардами.
Но доктор смутился в первый миг больше от неожиданности, нежели от робости и преклонения. Он был, впрочем, достаточно честен перед самим собой, чтобы признаться, что чувствовал бы себя гораздо свободнее, если бы его посетитель не был так богат.
— Как же, как же! — ответил он независимым тоном, но, пожалуй, чуть-чуть поспешнее, нежели хотел бы. — Кое-что о жизни деловых кругов доходит и до нашего Бакбука. Прошу вас, садитесь! Давно ли вы видели Томазо Магарафа?
— В день моего отъезда, — сухо ответил Падреле, привыкший, чтобы в его присутствии занимались только его персоной.
— Ради бога! — встрепенулся тогда Попф. — Вы знаете решение суда?
— Его присудили к пятитысячной неустойке.
— Но откуда же ему взять такую сумму? Он же совершенно нищий человек!
— Совершенно верно, нищий! — с удовольствием согласился Аврелий Падреле.
— И он должен сесть в тюрьму?
— Должен был бы… если бы один человек не согласился внести за него неустойку.
— Я говорил тебе, Береника! — воскликнул Попф. — Как мы все-таки непозволительно плохо судим о людях! Вам известны фамилия и адрес этого великодушного человека, сударь? Мне хотелось бы послать ему телеграмму с выражением моего восхищения…
