Потеряв ребенка, начинаешь делать бессмысленные вещи, потому что смысл уходит из самой жизни. Дина до сих пор каждый вечер готовит Аллему ужин. Она еженедельно стирает ему одежду. А я каждый день иду на работу с портфелем, в котором так и лежат все вещи Аллема, найденные на месте его смерти… и даже протокол вскрытия. Вся жизнь Аллема теперь умещается у меня в портфеле.
Мы ходим к нему на могилу три, четыре, пять раз в неделю. Легче ли нам становится, когда мы приходим на кладбище? Да… нет… не знаю.
Мы снова, снова и снова задаем себе сотни одних и тех же вопросов:
А если бы мы повнимательнее заглядывали в его ноутбук?
А если бы мы в то утро вовремя проснулись?
А если бы мы почаще расспрашивали его о том, что происходит у него в жизни?..
Мы приговорены к пожизненному наказанию этими вопросами.
Я ненавижу лжецов… я терпеть не могу лицемерия. Но теперь мне приходится лицемерить каждый день. Я иду в супермаркет, и встреченные знакомые спрашивают меня:
– Как ты?
– Хорошо, – отвечаю я.
Коллеги на работе спрашивают меня:
– Как у тебя дела?
– Отлично, – отвечаю я.
И все это – ложь.
Беседуйте со своими детьми о смерти и самоубийстве
Мы никогда не разговаривали с Аллемом о смерти… или о самоубийстве.
Если б только Аллем знал, как мы будем страдать, если б только знал, сколько слез прольет его мать, он никогда не сделал бы того, что сделал.
Если б только Аллем знал, какие шрамы останутся на душах его друзей, он никогда не покончил бы с собой. Но откуда он мог знать, какие руины оставит после себя? Как все это может понять подросток? Когда смертельно больной взрослый человек в 65 лет решает раз и навсегда закончить свои мучения, он знает, что делает. Но не подросток, не Аллем.
У меня есть знакомые, дети которых тоже покончили с собой. Как и я, они никогда не говорили со своими детьми о смерти. Но в отличие от меня они не говорят о своих детях теперь. И никогда не заговаривают о проблеме самоубийства.
Говорить об этом – самая страшная пытка, но делать это мы просто обязаны во благо всех детей и подростков.
Я был так наивен. Я считал, что в молодежной среде третируют только тех, кого терпеть не могут, скажем, толстых или тощих. Я думал, что самоубийства случаются только в неблагополучных семьях. Теперь я знаю, что все совсем не так.
У нас в коридоре есть лампочка. Когда Аллем уходил куда-нибудь на ночь глядя, мы оставляли ее для него включенной… так делают многие родители. Вернувшись, он выключал ее, и мы понимали: Аллем дома… теперь он в безопасности.
