Обычно я начинаю писать, отталкиваясь от собственного «я» и собственных чувствований, но в процессе работы постепенно освобождаюсь от них и в конце концов отказываюсь, как от вспомогательного материала и расхожего товара; но на этот раз, поскольку я всего лишь Описывающий и не могу взять на себя также роль Описываемого, взгляд со стороны мне не удаётся. Взглянуть со стороны я могу лишь на себя самого, а мою мать мне то удаётся, то не удаётся, как обычно и себя самого, изобразить окрылённой, парящей, создать из неё этакий безмятежный литературный образ. Её в коробочку не сунуть, её никак не ухватишь, слова точно проваливаются куда-то в темноту и потом валяются как попало на бумаге.
«Нечто несказанное» — часто читаешь в рассказах, или «Нечто неописуемое», что я большей частью считаю пустыми отговорками; но история матери действительно имеет дело с чем-то поистине невыразимым, с мгновениями безмолвного ужаса. Она повествует о минутах, когда в сознании от ужаса происходит сдвиг; о вспышках страха, столь кратких, что рассказать о них никогда не успеваешь; о видениях столь ужасных, что их физически ощущаешь словно червей, копошащихся в собственном сознании. От всего этого прерывается дыхание, ты цепенеешь, и вот — «ледяной, озноб пробежал по спине, волосы встали дыбом»… Опять и опять жуткая ситуация из сказок о привидениях, жуткая ситуация в простом повороте водопроводного крана, который ты спешишь закрыть, и такая же жуткая ситуация вечером на улице, когда ты идёшь с бутылкой пива в руке, да, всего-навсего отдельная ситуации, а не история с концовкой, как можно ожидать, более или менее утешительной.
Только творческая фантазия на какое-то короткое время проясняет историю матери: благодаря этой фантазии чувства матери словно материализуются, и я воспринимаю их, будто я её двойник и мои чувства совпадают с её чувствами; но это лишь мгновения, о которых и уже говорил, когда острая потребность высказаться совпадает о полной утерей дара речи. А потому упорядоченность обыкновенной биографической схемы симулируют, когда пишут: «прежде — впоследствии», «потому что — хотя», «жила — пыталась — не стала» — и надеются тем самым одолеть свой благостный ужас. В этом, быть может, и заключена необычность моей истории.)
В начале лета 1948 года мать с мужем и двумя детьми — годовалая девочка лежала в хозяйственной сумке — без документов ушла из Восточного сектора[7]. Они тайно, в каждом случае на рассвете, пересекли две границы, один раз их окликнул русский часовой, но пропуском им послужил ответ матери по-словенски; для ребёнка с тех пор рассвет, шёпот и опасность слились в триаду. Радостное волнение охватило мать, пока они ехали по Австрии; и опять она поселилась в родном доме, где ей и её семье выделили две комнатёнки. Мужа взял старшим рабочим брат матери — плотник, а сама она вновь стала неотъемлемой частью семейной общности.
