Неверная. Костры Афганистана | страница 123



Я поразмышлял об этом какое-то время и пришел к выводу, что он неправ.

Но поскольку Салман Хан был известным актером, а я – всего лишь ребенком, известным только некоторым людям на Чикен-стрит, я решил попробовать.

Пройдя прямо по главной улице Шахр-и-Нау, я свернул направо, в Третий проезд. Пройдя прямо и свернув направо, я обнаружил себя на Куш-и-Касаб, улице мясников. Пройдя прямо и свернув направо, я попал во Второй проезд. И наконец, пройдя прямо и снова свернув направо, я очутился на главной улице Шахр-и-Нау – точно на том же месте, откуда начал. Тогда я понял, что не имеет значения, что говорит Салман Хан, и не имеет значения, сколько мужчин он убил и сколько женщин в себя влюбил, – просто иногда, идя по жизни, надо сворачивать налево.

* * *

На третий день после похорон Спанди Хаджи Хан вновь подъехал к нашему дому. Но на этот раз послал Абдула не за Джорджией, а за мной.

– Я подумал, что мы можем вместе съездить к Спанди домой, – сказал он, стоя на улице под присмотром одного из своих телохранителей.

– Ладно, только маме скажу, – ответил я.

* * *

У нас в Афганистане отведено строгое время для чтения молитв по умершим – сначала они читаются, конечно, в день погребения, потом – через три дня; в следующий раз мы читаем их через неделю, затем – через сорок дней после того, как покойник лег в землю, и, наконец, через год.

Я впервые участвовал по-настоящему в деле прощания с умершим и невольно задумался, сколько же раз мне придется еще прощаться, прежде чем завершится моя собственная жизнь?..

И хотя я вовсе не мечтал вернуться в Хаир Хана, потом я был рад, что поехал туда, потому что это было почти прекрасно.

Отца Спанди в доме у его брата окружили люди, пришедшие повторить слова Аллаха и высказать собственные слова сочувствия и надежды. Они напоили его своей любовью, пожимая ему руки и нашептывая на ухо утешения, и я заметил, как это подействовало на отца Спанди – он словно бы стал выше ростом, чем был в последний раз, когда мы встречались, и выглядел уже не таким сокрушенным.

И мне это тоже помогло, потому что я увидел, что вдали от политиков с их спорами, вдали от смертников с их взрывами, вдали от солдат с их автоматами люди остаются добрыми. Афганцы были добрыми людьми. И пусть мне трудно было сейчас привести в порядок свои мысли и чувства, я понял, что должен постараться – держась хотя бы за эту правду.

В крохотной гостиной этого дома собрались люди, которых я не знал, они отняли время у своей жизни, у собственных проблем для того, чтобы вспомнить маленького мальчика, который был моим лучшим другом. Я видел печаль в их глазах и видел, что она была настоящей. Я слышал тихий шелест их слов и слышал, что они были искренними.