– Смерть Америке! – вопили мы, пытаясь придать своим лицам то выражение ненависти, какое видели у остальных.
– Смерть Америке!
– Да! Сдохни, Америка! Ты – мусор! – кричал Спанди.
– Воняешь гнилой капустой! – подхватывал я.
– И собачьим дерьмом! – соглашался Спанди.
– И воюешь как девчонка!
– И хнычешь как женщина!
– И ешь детей!
– И трахаешь ослов!
– И…
Тут мне дали по шее.
– Что вы, засранцы, здесь делаете? – донесся до моего слуха злой голос, и, обернувшись, я увидел за спиной разъяренного Джеймса.
Опять я забыл, что иногда он все же должен зарабатывать себе на жизнь.
Позади процессии толпились вдоль дороги и другие белолицые журналисты с ручками, блокнотами и фотоаппаратами в руках.
– Мы протестуем, потому что американцы убили пятьсот афганцев! – проорал я, пытаясь перекричать остальных бунтовщиков, в чьи голоса появление прессы вдохнуло, казалось, новые силы.
– Ты сам не знаешь, что мелешь! – крикнул Джеймс в ответ, что было на самом деле правдой. – Это не игра, Фавад. Идите сейчас же домой, не то я сам отведу вас туда… и матери твоей скажу, чем вы тут занимались.
– Но, Джеймс…
– Никаких мне «но, Джеймс»! – сказал он грозно, и, хотя никакого смысла эти слова не имели, они явились в споре последним аргументом.
* * *
Угроза Джеймса сказать все маме была серьезной, и мы со Спанди решили, что внесли уже, пожалуй, свою долю в чествование памяти убитых афганцев. С бунтовщиками, конечно, было весело, но их, наверное, не ждали дома матери, умеющие пытать суровым видом и молчанием своих сыновей и их друзей.
И разошлись мы с ним – на тот случай, если Джеймс и впрямь нас выдаст, – на углу моей улицы.
– Твоя мать бывает страшна в гневе, – объяснил Спанди.
– Рассказывай, – вздохнул я и медленно поплелся домой. Обычно мы с Джеймсом прекрасно ладили, но сегодня меня несколько страшило его появление.
Однако, когда журналист вернулся наконец, часа через два после меня, он всего лишь пригласил меня кивком посидеть с ним в саду.
– Пойми, Фавад, то, что вы сегодня делали, было ужасной глупостью, – сказал он. – Когда люди бунтуют, их могут ранить и даже убить, и многие теряют своих родных, которых любят. Это была очень опасная ситуация, она могла в любой момент выйти из-под контроля. Ты извини за то, что я на тебя накричал, но я очень испугался. Если бы тебя ранили, я бы никогда себе этого не простил. Но, как бы там ни было, сейчас ты дома и в безопасности, и это главное. Поэтому – мир?
– Мир, – ответил я, чувствуя тепло на душе от того, что он так за меня беспокоится. – Конечно, мир.
