Я прикрыла глаза и отрицательно покачала головой. По моему мнению, отцу не следовало бы ограничивать дочь. Что такое вещи? Воспоминания? Впечатления? Переживания? Радости? Многоголосые свидетели прошлого. Ну, и пускай они напоминают о прошлом! О замечательных, светлых, наполненных беспечностью днях. Что в этом плохого?
Больно? А от чего не больно? Или он надеется, что сможет запереть в платяной шкаф вместе с кучей шмоток и собственные воспоминания?
— Вася, ты можешь надевать все, что хочешь, — девушка ответила мне улыбкой. — Я поговорю с твоим отцом.
Василиса отвлеклась от болтовни и протянула руку к подносу, который вдруг материализовался в комплекте с ухоженной стюардессой.
— Вася! Это шампанское!
— Ну, и что? — бокал она протянула мне, но на этом не остановилась. — В конце концов мне уже шестнадцать…
— …будет, — перебила я.
— Будет, — девушка кивнула, — и очень скоро.
Я несколько мгновений глядела на спутницу осуждающе, а потом махнула рукой:
— А к черту! Пускай даже нас с тобой заложат. Все равно ты скоро станешь самостоятельной.
— И с паспортом! — Вася отсалютовала мне в ответ и залпом осушила бокал.
Мне оставалось лишь подивиться такой прыти.
— Еще! — скомандовала девушка.
Пришлось срочно тормозить:
— Нет, Вася, попридержи коней. Прошу тебя. Сегодня хватит.
Девушка скривилась, но подчинилась — выбрала высокий стакан ярко-оранжевого фреша.
— А вообще тебе понравится, — покой был нарушен буквально через пол-оборота минутной стрелки, — много солнца, огромные окна, высоченные потолки, террасы на крышах, ухоженный сад. Круто. У нас даже свой дворецкий есть.
Девушка хитро подмигнула. Я насторожилась.
— Представляешь, он встречает гостей. Особых гостей, — многозначительный взгляд из-под бровей, — подает ручку, открывает двери. Каждый день справляется о здоровье и исполняет желания.
— Он — джинн, что ли? — последнее заявление Василисы меня рассмешило. Да еще и шампанское. На одном бокале я не остановилась.
— Нет, конечно! — возмутилась девушка, а потом задумалась над чем-то, и сама себе улыбнулась.
Что творилось в этой хорошенькой головке — одному Богу известно, но меня неизменно пугали любые планы молодой особы, которая совсем недавно лишилась любимого человека, лишилась поддержки и защиты. Депрессия сменялась агрессивностью, упаднические настроения — разгульной жизнью.
Чтобы ни говорил нанятый психолог, как бы ни хвалил психологическое состояние пациентки, я видела Василису совсем другой и боялась всех тех эмоций, которые на долю секунды отражались на милом лице, сменяясь дежурной полуулыбкой или отрешенностью.
