После ухода Вараниева ученый заторопился к возлюбленной. По дороге купил со вкусом составленный букетик цветов, без которых никогда не являлся к женщине. Сына Марины дома не оказалось — на пару дней подросток ухал на дачу своего отца. Они сидели на диване в гостиной. Неожиданно женщина завела разговор о паранормальном:
— Аполлон, ведь есть вещи удивительные, отрицать которые мы не можем, а объяснить не способны. Твой друг, к примеру. Его способности — факт, но их происхождение — загадка. Ты в проклятие веришь?
Ганьский задумался. Ему не хотелось сейчас отвлекаться на посторонние темы — он всецело был поглощен мыслями о предстоящей работе. Тем не менее из уважения к женщине вступил в разговор:
— Самое трудное, по моему мнению, провести черту между научным и паранаучным. А вообще я убежден, что все сверхъестественное кажется таковым лишь до момента разгадки тайны.
В тот вечер Аполлон особенно много шутил, и Марина с удовольствием смеялась. Ее подкупал тонкий, изысканный юмор Ганьского.
Монотонный звук, напоминающий жужжание пчелы, заполнил квартиру Аполлона Юрьевича Ганьского. Непосвященный человек подумал бы, что холостой гражданин затеял большую стирку, приобретя чудо современной техники с повышенной, но не абсолютной шумоизоляцией. Однако непосвященных людей в квартире ученого не было, собственно, как и посвященных, а потому и вопросами задаваться было некому. Да и вовсе не стиральная машинка издавала тот монотонный звук, а некие иные агрегаты: Аполлон Юрьевич вплотную приблизился к первому критически важному этапу — восстановлению разрушенной формалином фракции ДНК.
Прошло несколько дней с того момента, когда в его сберегательном сейфе (по-простонародному — в ячейке, арендованной) сумма увеличилась ровно на триста тысяч долларов и составила триста тысяч двадцать семь, и всю неделю Аполлон Юрьевич не выходил из дома, погрузившись в задачу, подобную которой никто в мире решить доселе не смог. А скорее всего даже не пытался.
Марина каждый вечер приезжала к нему с продуктами и готовила еду. Ганьский приносил извинения за то, что не мог уделять ей достаточно внимания, хотя это было излишним: она и так не обижалась. Но удивлялась: никогда не видела Аполлона столь сосредоточенным, столь погруженным в работу. День за днем Ганьский не отходил от тонких пробирок и защитного цвета пузырьков, в которых находились различные жидкости и порошки, включал разные приборы; подолгу рассматривал под микроскопом прямоугольной формы бесцветные стекла, в центре коих располагались очень тонкие квадратики прозрачного пластика.
