— Не знаю, как объяснить. Чтобы по характеру подходила. Чтобы спереди меня устраивала и сзади. Короче, чтобы формы имела женские. И еще чтобы правильно ко мне расположена была.
Боб Иванович обыграл объяснения товарища:
— Способная баба сама знает, как ей расположиться.
Теперь Еврухерий не уловил ход мысли Шнейдермана.
— Знаешь, Макрица, я тут как-то занялся поисками подруги… — начал было Боб Иванович. Но ясновидящий удивленно перебил:
— У тебя же вроде есть подруга.
— Да, есть. И что из того? Галочка не подруга, а любовница, она при муже. Женщины, Макрица, вообще как рубашки, — чем больше их у тебя, тем выбор шире. Сегодня одну надел, завтра другую.
— У тебя, — высказал свое мнение Еврухерий, — женщины, как рубашки: сколько хочешь, столько и имеешь, а у меня всегда по одной было. Когда с Ангелиной Павловной жили, я на других женщин даже не смотрел.
Шнейдерман прищурился и подковырнул:
— Когда уж тебе было на других смотреть? Тебе ее одну вокруг оглядеть — полдня занимало. А вот что касается «сколько хочешь, столько и имеешь», ты не прав: не сколько хочу, а сколько удается. Со мной никогда такого не было — у меня сейчас одна Галочка, и это беда, Еврухерий. Все становится — как обед, по расписанию: «Котик, я приду к тебе завтра утром»; «Котик, я в двенадцать должна уйти». И меню не меняется неделями, месяцами, годами. Кошмар! И отказаться не можешь, приходится потреблять то, что имеется, и давиться. Блюда надо менять, Макрица, значит, нужен выбор…
Шнейдермана прервал звонок в дверь. На пороге стояли два неухоженного вида человека и держали массивный кусок металла, местами ржавый, местами выкрашенный в зеленый цвет.
— Вот, по объявлению принесли, — с порога заявил один из них.
— Что это? — недоуменно спросил Шнейдерман.
— Правое крыло броневика. Того самого, на котором вождь стоял, — перебивая друг друга, сообщили мужики.
— Извините, но то, что мне надо было, я уже купил, — вежливо отказался Боб Иванович.
Лица визитеров не выражали признаков радости от его слов.
— Землячок, так не по совести. Ты объявление давал? Давал. И не отменял. Мы, выходит, дело сделали, а ты нам отказываешь? Поступи по совести — отстегни немного деньжат за труды праведные, и мы уходим, товар уносим. А если не по совести поступишь, мы экспонатом твоим соседям двери разобьем. Приедет, понятно, милиция, но нас отпустят. Мы бездомные, нас не посадят — не за что. А ремонтировать ты все двери будешь. Мы ведь по объявлению к тебе пришли.
