— Надо все обставить так, чтобы он был уверен, будто помогает незнакомой женщине родить, — как бы про себя произнес Вараниев. — Но возникнет вопрос: почему таким путем… Ничего, я придумаю, что на это ответить.
Товарищи еще долго дискутировали по теме, поднимая вопросы отдаленного будущего. Например, кому доверить воспитание вождя и куда отдать его учиться. Еврухерий сразу же обезопасил себя, заявив, что он воспитывать не собирается, так как этим должен заняться человек с образованием, а у него оно среднее из вечерней школы. Настаивать на кандидатуре Макрицына, к его удивлению, руководство партии не стало.
Рассмотрели возможность воспитания вождя в провинциальном городке, где-нибудь в средней полосе России, не исключено, черноземной. Попутно обсудили состояние дел по привлечению новых членов в партию, а заодно и некоторые другие организационные вопросы. Неожиданный и очень приятный подарок получил Шнейдерман: добрый по натуре Еврухерий предложил ему остаться жить в этой квартире. Виктор Валентинович не возражал, но попросил Боба Ивановича возложить на себя функции координатора партии.
Время пролетело быстро, и Вараниев засобирался домой, а Макрицын попросил разрешения у новоиспеченного хозяина остаться переночевать. Шнейдерман уступил Макрицыну одноместную кровать, а себе составил лежак из стульев и кресла. Постельного белья в квартире не оказалось. Куда все подевалось, включая одеяла, подушки, плед, догадаться было легко. Возле окна валялись старый тюль и шторы, явно оставленные прежним жильцом из-за их откровенно нетоварного вида. Боб Иванович постелил вместо матраса шторы, а Еврухерий укрылся тюлем. Очень хотелось есть, но до ближайшего магазина было не рукой подать. Напились воды, с тем и улеглись.
Макрицыну не спалось — разные мысли посещали его и уходили неохотно. Ясновидящий попытался узреть, что ожидает его в ближайшие два-три дня, но ясной картины не возникло, разве что обнаружил он себя в компании единомышленников и ученого на рыбалке. Почему-то Шнейдерман при этом предстал мокрым, расстроенным и без удочки. Промелькнул образ дородной женщины, нетто эдак килограммов на сто сорок, воинственной и неприятной. «Хорошо, что хоть рыбалка состоится», — как слабое утешение отметил Еврухерий.
Затем вновь пришли мысли о разрыве с Ангелиной Павловной: «Не поторопился ли я? Может, у нее какие основания были деньги в подушку прятать? Или она больна была? Ганьский рассказывал, что есть такие болезни, когда человек все прячет».
