– Но почему?! – взорвался невозмутимый Шредер. – Разве я предлагаю мало?
Эрика Тынсон фыркнула как рассерженная кошка на которую никто не обращает внимания, и насмешливо пояснила:
– Ему за Отечество обидно!
– Не пойму, что в этом плохого? – обернулся к ней Дымов. – Уже и так Россию поносят все, кому не лень. Действительно обидно.
– А мне обидно за тебя, Дымов, – сказала Эрика. – Если крепление в самом деле настолько простое, у тебя могут позаимствовать идею. Повторишь судьбу изобретателя спичек Шарля Сориа, который не получил ни гроша. Хорошо, что его однокашник стал президентом Французской Республики и пристроил Шарля на старости лет заведовать табачным бюро. А у тебя, Дымов, есть в друзьях потенциальный президент?
Герка задумался. Перед глазами промелькнули лица боевых товарищей, однокашников по Сызранскому училищу военных летчиков. Мужественные парни, они направляли свои винтокрылые машины сквозь мрак арктической ночи, проникающую радиацию Чернобыля, сквозь песчаные смерчи и свинцовую метель Афганистана. Скромные пилотяги в капитанском звании, готовые к выполнению самого гиблого задания… Нет, не пройдут друзья Герки Дымова кандидатами на высокий пост!
О чем он и сказал Эрике, добавив;
– Мои друзья пилоты. А президент – Верховный главнокомандующий.
– Значит, не заведовать тебе табачным бюро, – констатировала Эрика.
– Тем лучше, – сказал современный Шарль Сориа. – Я и на дух не переношу табачного зелья, к которому приучил Россию Петр Первый. Это была единственная ошибка императора.
– А твоя ошибка в том, что отказываешься от предложения моего шефа, – убежденно сказала Эрика Тынсон и зябко повела плечами: – Что-то прохладно.
– Сквозняк, – заметил Дымов. – Это просто сквозняк.
Эрика прислушалась. Дверь номера тихонько скрипнула. В этом она могла поклясться. Но вот шаги в коридоре: почудились они ей или прозвучали на самом деле?
Шредер устало откинулся на спинку кресла и задумался. Эстонская переводчица и одноногий русский летчик. Откуда вдруг у них взаимная симпатия? Что может быть между ними общего? Хотя… Еще не так давно они жили в одной стране. Да и мать у Эрики русская. Все здесь перемешалось, все.
В эту минуту Шредер не испытывал к твердолобому упрямцу Дымову дружеских чувств.
