– У канала могут возникнуть вопросы.
– Это не меняет дела. Мне же надо как-то жить.
– Думаю, что после Нового года мы решим вопрос о твоем возвращении либо о зарплате. Я поговорю с каналом, посмотрим, что они скажут на этот счет.
– Ну что ж, раз мы все обсудили, думаю, пора идти упаковывать вещи, – подытожил я.
– Николай Алексеевич, а можно Рома хотя бы до завтра останется? – Умоляла Оля.
– Как?
– Ну он выйдет за ворота, а потом с него просто снимут микрофон… мы тихонько в комнате посидим… последний вечер все-таки… – Оля не выдержала, голос дрогнул, и слезы брызнули из глаз.
– Ну, конечно, можно.
Мы разошлись. Они направились в аппаратную, а мы – в дом.
На Лобном месте все произошло обыденно. Все единогласно проголосовали против какого-то Малхаза. Бородина предоставила слово мне. Я сказал то, о чем договорились с продюсером. Никто из ребят не огорчился, хотя, если честно, мне этого очень хотелось. Скорее всего, никто не поверил в действительность происходящего, может быть, отчасти, потому, что не верили в реальность моего ухода, а может быть, потому, что Оля, пока я говорил, скромно улыбалась.
Меня спокойно, без истерик и причитаний довели до ворот и традиционно крикнули вслед: «Мы счастливы».
...
25 августа
Утром я проснулся еще на проекте, но мысли мои были уже далеко. Я как будто в последний раз окинул взглядом комнату. Все было такое родное и уже чужое. Вот эти неуютные темно-зеленые стены, на которых каждый сантиметр увешан Олиными фотографиями, пол, покрытый линолеумом, порванным в тех местах, где я двигал шкаф. Полка, два стеллажа для книг, которые сам делал для нашего домика. Книги, накопившиеся за три с половиной года, мое кресло, в котором я люблю читать, укрывшись пледом, кровать под скошенным потолком, в которой так редко был секс. Окно, за которым хорошая погода…
Я спустился вниз, зашел на кухню. На столе были разбросаны обертки от печенья, крошки, грязный нож, полпалки вареной колбасы, засохшей на срезе, очистки от картошки и лука. Из холодильника воняло как из помойного ведра. По всей вероятности, кто-то забыл там лук, и тот, пролежав, наверное, месяц, протух. Кухня на «Д2» – это катастрофа, длящаяся три с половиной года! Бороться с этим бесполезно. Тут никто не убирает. Меня всегда это бесило.
Брезгливо взяв тарелку из стопки грязной посуды, стоящей в раковине, я отмыл ее от жира, засыпал туда кашу быстрого приготовления и залил кипятком. Расчистил на столе ровно столько места, сколько мне было необходимо для завтрака. Съел быстро кашу. Тарелку мыть не стал. Она вполне гармонично вписалась в натюрморт на столе.
