Другая любовь | страница 11
… Тогда-то в мою историю и вписалась допотопная машина – открытая дрезина с ручным двигателем (это когда вы руками с помощью специальных рычагов приводите ее в движение). Дежурный вывел дрезину из тупика, наверно, чтобы догнать на следующем разъезде нужный нам поезд… Что значит «вывел»?! – Все провожающие помогали очищать первобытную машину от снега, раскатывали ее-замерзшую. Погрузили на нее наш багаж. Все готовы были нас сопровождать, но на дрезине имелось только… четыре места!
… То, что мы от старательных движений быстро взопрели…
… То, что мы на каком-то повороте – потеряли часть багажа, соскользнувшего с обледенелого настила дрезины. И угроза остаться без нужных вещей, без подарков для «невесты», без провианта в 10-ти дневном путешествии, заставила возвращаться, рыться в ночи в снегу под откосом, а потом отчаянно наверстывать упущенное время…
… То, что поваливший снег вынуждал сначала каждые пятьдесят метров, чуть позже – тридцать-двадцать – останавливаться, брать в руки лопаты и очищать от заносов колею…
… Это все были цветочки, а ягодкой, которая к тому же очень скоро поспела – стала буря. Не то настигшая нас, не то мы догнали ее… Как бы то ни было – она закрутила нас: залепила глаза, стала набивать снег в рукава, за воротники… Увлеченные греблей, – так назовем работу с рычагами, которые приводили в движение нашу утлую лодчонку в бескрайнем, бурлящем снежном море, – мы не сразу почувствовали, что колеса нашей машины пробуксовывают. А когда поняли – от сознания своей беспомощности – обмякли. Руки повисли. А испарину буранный холод враз превратил в ледяную корку. Стало быть, легко и быстро можно было перейти в другое качество – превратиться: из человека – в сосульку?!..
Мне до боли стало жалко дежурного по разъезду и особенно его жену, которая из-за меня лишится мужа, а ребенок, который должен вскоре родиться, останется без отца! Мой остывающий мозг корил мою едва теплившуюся совесть за то, что я не отложил поездку «до завтра», и поэтому демобилизованный человек, мой бывший ординарец, не сможет уже никогда, после многолетнего перерыва, обнять, приласкать своих домочадцев! А мой спутник-дружок-минометчик?.. И, конечно же, не забылась и Зоренька, с которой так и не суждено, должно быть, свидеться!
… Никогда – ни на фронте, ни в пустыне, которую пришлось пройти в Китае, – не доводилось так реально ощутить обреченность…
Уже не озноб, а коварное тепло разливалось по телу, оно уже плавило меня, я таял, и будто последний выдох – до моего сознании, как заклинание, донеслось: – «Зоренька ясная…»