990 000 евро | страница 55
Снова наступила тишина, и появившиеся официанты с очередной сменой блюд оказались очень кстати.
Вертер, похоже, заметил замешательство соседей по столу и насупился.
– Плебс должен знать свое место. Люди нашего круга должны держаться своих. А то знаем мы этих прощелыг – на тепленькое место шмыг и сидит, как ни в чем не бывало, – начал опять оправдываться строитель, и до меня вдруг дошло, что он просто очень жадный. Настолько жадный, что собственную дочку готов продать, лишь бы не отдавать ее по любви, то есть даром.
Принесли кофе, но тут у Вертера зазвонил телефон, и он вышел из-за стола. Через минуту он вернулся и сделал знак Миле. Она немедленно поднялась.
– Было приятно познакомиться. Мне, к сожалению, надо ехать, – пожал мне руку Вертер, и я тоже послушно пожал ее, хотя хотелось мне совсем другого. Но Николь так смотрела на меня, что я не сделал того, что следовало.
Мила порывалась чмокнуть меня в щечку, но строительный магнат ловко придержал ее за плечи и аккуратно направил к выходу, махнув на прощание свободной рукой Марку и Николь.
Мы остались втроем, если, конечно, не считать спящего Ганса, и Марк, недовольно глядя то на меня, то на немца, пробормотал:
– Ох, не знаю, что из этого выйдет.
– Не зуди, милый, – одернула его Николь. – Все идет по плану.
Впрочем, судя по ее встревоженному лицу, сама она так не считала.
Глава девятая
Марк ушел через час, на прощание вручив Николь очередную пачку денег. Он уже не вздыхал и даже не хмурился – видно, распрощался с этими деньгами навсегда.
Я с удовольствием пожал ему руку, и он ухмыльнулся в ответ:
– Ладно, повеселитесь пару деньков за мой счет. Будет что вспоминать в своем Урюпинске на старости лет.
Я не стал ему грубить и тоже улыбнулся на прощание.
Николь вышла вместе с ним, но предупредила, что скоро вернется, причем не одна. Мне было приказано «оживить эту тушу», и я минут двадцать честно поливал Ганса водой из графина, а потом, в остервенении, стучал кожаной папкой меню по рыжей башке.
Все это было бессмысленно, и я вернулся за стол. Внизу по-прежнему танцевали сотни потных юношей и девушек, неестественными визгами и даже стонами привлекая к себе внимание почтеннейшей публики.
Почтенная публика располагалась в ложах на трех уровнях, причем мой уровень был самым высоким. Мне было не видно соседей по этажу, зато хорошо было видно всех, кто ниже. Там, в ложах, тоже сидели откровенно скучающие лощенные мужчины, иногда в обществе женщин в вечерних нарядах. Все они, без исключения, таращились вниз – видно, говорить между собой им было не о чем.