Ганс зарычал в бессильной злобе и отвернулся к стене.
Николь вышла из спальни изрядно похорошевшая – видно, красилась там, не покладая рук. Потертый гусарский мундир сменило облегающее платье с крупным вырезом, на загорелой шее красовалось нечто вычурно-блестящее, а на руке неземным светом сияло кольцо с большим прозрачным камнем.
Мелкие кудряшки Николь теперь были расчесаны в пышные локоны, красиво обрамлявшие гладкую розовую кожу лица, губы перестали быть тонкими и жесткими, превратившись в призывные и нежные, а зеленые дерзкие глаза чуть затуманились – ровно настолько, чтобы пообещать покорность тому, кто окажется достаточно смелым.
И опять от нее пахло чем-то тревожно-сладким – я дурел от этого запаха, совершенно теряя себя, и мог только шагать на источник, расставив руки пошире, чтобы ухватить его наверняка.
Бац-бум-бах! – я получил по рукам и по лбу одновременно и отпрянул назад, приходя в сознание.
– Даже не думай сейчас об этом, кретин! – рявкнула на меня Николь. – Помоги лучше одеться нашему гопнику, – уже спокойнее продолжила она и показала на второй пакет с костюмом.
Так мы оказались с Гансом в лимузине, уже одетые, как подобает странствующим педрилам. То есть это Ганс так поэтично выразился – видимо, хорошая одежда плюс парфюм положительно воздействуют на то, что у Ганса заменяет мозг.
Николь по-прежнему немного сердилась на него, так что беспечно лежать пузом кверху на задних сиденьях она ему не позволила – из пустой вредности, как я понял, потому что арендованные для нас костюмы были из тех, что не мнутся, даже если ты неделю в них будешь трахать целый публичный дом.
– Мы сейчас немного по Москве покатаемся, я вам покажу, кто где тусуется, чтоб вы совсем детьми в кабаках не смотрелись, – крайне сухим, учительским тоном сообщила она, усаживаясь в одиночное кресло напротив столика.
На столике Николь разложила целую стопку буклетов, и, едва она устроилась, лимузин мягко тронулся с места, набирая ход.
– Что ты знаешь о гламуре? – строго спросила меня Николь, и Ганс, явно почуяв то же, что и я, немедленно откликнулся:
– Садись, Михась, двойка тебе!
Я принял вызов.
– Гламур – это популярный московский культ, основанный на радикальной потребительской идеологии и обожествлении денег, – поразмыслив пару секунд, твердо отчеканил я, и они оба в крайнем изумлении вытаращили на меня свои озадаченные глаза.
Николь растерянно поправила свои бриллианты на груди, потом пригладила волосы и только тогда сказала:
