Двадцать пятое апреля 1926 года. В дальнем углу посетители азартно резались в орлянку, и только в этот день — один раз в году! — полиция закрывала на это глаза. Мало того, полицейские тоже участвовали! Ведь война не обошла стороной и их. Пиво лилось рекой, голоса становились громче, а песни — фривольнее. Как же много им нужно забыть! Они вернулись с войны и приступили к работе на фермах и в конторах, но продолжали жить с грузом прошлого, от которого никак не могли избавиться. И чем больше они пили, тем труднее им было держать себя в руках и не позволять воспоминаниям затуманивать разум. Чем больше они пили, тем упорнее накопившаяся агрессия искала малейшего предлога выплеснуться наружу. Проклятые турки! Проклятые боши! Проклятые ублюдки!
А Фрэнк Ронфельдт — отличная кандидатура! Единственный в городе «немец», и не важно, что он австриец! Разве это что-то меняет? Враг — он и есть враг! Вот почему, завидев его с Ханной на улице в сгущающихся сумерках, они затянули «Типперэри» [19]. Ханна начала нервничать и спотыкаться. Фрэнк тут же забрал у нее малышку, укутал ее в кофту, которую жена несла на руке, и они оба, опустив головы, ускорили шаг.
Ребята в баре решили, что это отличное развлечение, и высыпали на улицу. Из других баров тоже выходили посетители, и кому-то пришло в голову повеселиться, сбив с Фрэнка шляпу.
— Как не стыдно, Джо Рафферти! — возмутилась Ханна. — Ступай обратно в бар и оставь нас в покое!
Они ускорили шаг.
— «Оставь нас в покое!» — передразнивал Джо высоким хныкающим голосом. — Проклятый фриц! Все вы трусы! — Он повернулся к толпе. — Полюбуйтесь-ка на эту парочку со своим младенцем! — Язык у него заплетался. — А вы знаете, что фрицы ели детей? Поджаривали их живьем, ублюдки!
— Убирайся, или мы позовем полицию! — закричала Ханна и только потом заметила констеблей Гарри Гарстоуна и Боба Линча, которые стояли на веранде гостиницы с кружками пива в руках и ухмылялись в напомаженные усы.
И тут раздался крик:
— Давайте, ребята, повеселимся! Покажем этим любителям бошей, что к чему! Не дадим им съесть ребенка!
Дюжина пьяных бросилась вдогонку за парой, и Ханна невольно отстала, потому что узкий корсет не позволял нормально дышать.
— Грейс! — крикнула она Фрэнку. — Спасай Грейс!
И он побежал с маленьким живым комочком в руках от настигающей его толпы в сторону пирса. Его сердце бешено колотилось, и внезапно Фрэнк почувствовал в груди острую боль, которая отдалась в руке. Он продолжил бежать по деревянному настилу, прыгнул в первую попавшуюся лодку и начал отчаянно грести в море, где они с Грейс смогли бы оказаться в безопасности и переждать, пока все не протрезвеют.
