не подавился. На вкус он оказался - куском грязи. Быстро сплюнув, я закашлялся, и тут же схватив
крынку с водой, с упоением стал пить. Но и вода не утолила жажды: она была абсолютно
безвкусной, с легкой горчинкой.
Заметив мою реакцию Проклятый согласно кивнул.
- Здесь ты никогда и нигде не почувствуешь привычного вкуса, - грустно произнес он.
- Как здесь живут? – не сдержавшись, взмолился я. – Огонь не греет, у еды нет вкуса, в воздухе
витает лишь треклятый смрад…
- Здесь не живут, а существуют. Это не место для тех, в ком еще теплится надежда.
Мне нечего было возразить.
- Скажи, куда мы идем?
- В город. У нас нет иного выхода. Я должен вернуться туда, откуда пришел. Это единственный
шанс…
- Расскажи мне, - осторожно попросил я.
***
Старая часть города соединялась с пригородом и кварталом Пришлых длинным каменным
мостом. Ецлав жил на левой стороне широкой реки Цвилы и часто посещал узкие извилистые
улочки, где чаще, чем везде раздавалась чужая, мало кому знакомая речь, а привычный мир
наполняли краски странной и трудной для восприятия культуры. Ецлав упивался каждым словом,
каждым жестом этих удивительных людей.
Умудренные жизнью старцы, с западных холмов, осевшие в городке рассказывали Ецлаву
будоражащие сердце истории о Белой леди, которая уносила в подземные царства невинные души
их сородичей. А Северяне - пугали всех и каждого легендами о Мохнатом чудовище гренделе
жившем в смертельных леденистых чертогах и обращавшем в ледяные глыбы безжизненные тела
усопших. Каждая новая история воспринималась Ецлавом как нечто удивительное. И вера никогда
не давала усомниться в подлинности таинственных сказаний и легенд. Он записывал их в свою
большую книгу, и бывало, по несколько раз перечитывал по вечерам, пытаясь представить, что же
ждет его после смерти.
Конец недели Ецлав проводил возле костела святого Брасна. Огромные остроконечные башни,
упираясь в стальные нависающие тучи, давили на прихожан своим величием. На острых углах
грозными стражами возвышались фигуры ужасных горгулий. Говорили, что они отгоняли злых
духов от святых стен. Но Ецлаву были чужды подобные объяснения. Здесь же в стенах костела
провожали в последний путь умерших, и каждый раз он с замиранием сердца наблюдал за
мрачными служителями ордена, которые шествовали за гробом в темных длинных мантиях
