Оставалось ждать, какие вести принесет Клим.
…Клим вернулся на рассеете, веселый, бодрый. Ночь он провел на дальнем острове, помеченном на карте римской пятеркой. Живет там бородач лет этак пятидесяти, с женой, или кем она ему там приходится, не уточнишь. Крепкий, крупный мужчина. Клим застал эту пару островитян за окучиванием картошки. Василий, так мужика окликала женщина, тянул вместо лошади одноконный плуг, а женщина этот плуг вела между бороздами. Потом бревна в одиночку ворочал, нужно видеть, какой толщины и длины… А с восьми стали к празднику готовиться… Клим, рассказывая, держал перед собой круглое зеркальце и ножничками подравнивал усы.
— Подходил? — Роман посмотрел пристально, недобро.
Клим замялся, убрал в карман зеркальце и ножнички.
— На секунду… Совсем незаметно..
— Незаметно. — Роман скривил в ухмылке губы. — На вокзале по перрону он прошелся. Это для тебя незаметно.
— Керж необычный. Узнать хотел, вдруг ружье держит. — Клим оправдывался, в глаза старшему в группе не смотрел.
— Брось ты про ружье! Знаешь же, не держат, вера не велит.
— Да не заводись, Ефим, — вмешался Глеб.
— Опять?! — Роман метнул на него злой взгляд.
— Ну, помню, помню имя, — со вздохом сказал Глеб, — не заводись.
Клим, по его дальнейшему рассказу, заглядывал в окна после полуночи, потом, соснув часа два, отправился в обратный путь. Заворачивал он и на третий остров, самый ближний от их теперешнего местонахождения. Там в кособокой избенке — одинокая старуха, еще довольно подвижная, деятельная.
— И к ней в окна глаза пялил. — Роман не спрашивал, говорил утвердительным тоном.
— Ну, заглядывал. — Клим посмотрел исподлобья. — Тоже к празднику подготовилась.
— В двух местах наследил. Невтерпеж было ему. — Роман с досадой хлопнул себя по бедру.
— Отвянул бы ты от него, — опять вступился за Клима Глеб. — Что уж слишком осторожничать. Ты сам по их тропам ходил? Ходил. Думаешь, не заметят чужих следов, если в гости пойдут друг к другу?
Против такого неотразимого довода Роману сказать было нечего. Он привалился спиной к кедровому стволу, некоторое время молчал.
— Ладно. Прекратим, — заговорил наконец. — Но чтоб самодеятельности больше не было. Никто никуда нынче не идет. Отдых до завтра.
