Жан-Малыш с острова Гваделупа | страница 7



Муж дал согласие при условии, что она оставит при нем дочь, которую они прижили вместе: девчушку звали Ава…

Когда Абоомеки спустилась вниз, ее дочери едва исполнилось десять лет. Была она круглее и курчавее плода хлебного дерева, ее широко расставленные глазенки походили на капельки, на две дрожащие, готовые сорваться и упасть дождинки…

Только-только начали обрисовываться ее круглые ягодички и вставать спелыми сливами груди, а она уже выступала, светилась как самая настоящая женщина, и старые негритянки улыбались, завидя ее: посмотрите, как быстро плоть наливается плотью, говорили они, умиляясь скороспелой мягкости ее бедер, которые обещали вскоре подарить новую жизнь умирающему плато. Ах, если бы они только знали, эти старые колоды, что творилось в голове девочки, чьи глазки жадно высматривали то, чего им еще и видеть-то не полагалось — потому-то, наверное, и стали они такими манящими до срока, на самом пороге жизни. И когда она мечтала о любви, вместо того чтобы просто нежиться на мягкой травке, как и полагается детям, она вдруг отрывалась в своих мечтах от земли, ее подхватывала высоченная, метров двенадцати высотой, не меньше, сладкая волна и уносила к какому-то совсем не знакомому ей, нездешнему пареньку, чье лицо влекло ее больше всего на свете…

Пожалуй, только из-за этой неодолимой, уносящей прочь волны и любила она поваляться в траве…

Ава тоже мечтала о равнине, о пышных юбках, которые забрала с собой мать, и ей совсем не казалось зазорным спуститься вниз, когда придет ее черед. По правде сказать, она никогда не ощущала, что в жилах ее течет благородная кровь. Она ко всем относилась с одинаковой тихой лаской и нежностью — и к Верхним, и к Нижним людям, и ко всему живому в небе, лесах и морях, ко всей великой семье живых существ, что рождаются и умирают на этой земле. Но она об этом помалкивала и всегда готова была предвосхитить малейшее желание Вадембы, державшего ее подле себя как служанку или, скорее, как домашнюю собачонку, которую можно, по настроению, или приласкать, или отпихнуть ногой…

Бессмертный мог неделями не перемолвиться с ней и словом. Она была его тенью и дыханием, готовила и стирала на него, ткала ему теплые повязки, чтоб согревать поясницу, — все напрасно, отец и замечать ее не хотел. Но иногда он будто вдруг вспоминал о ней, уводил в лес и там объяснял потаенные свойства растений, их волшебную связь с разными частями человеческого тела. Часто случалось так, что он прерывал урок травяной грамоты и взрывался, начинал бранить ее на чем свет стоит: ну что за бестолочь пустоголовая, никакого понятия! — в сердцах говорил он, все мысли вразброд, точно россыпь упавших с нитки бусинок, — да-да, так и говорил. Но случалось, она радовала старика хорошо усвоенным уроком, и тогда он, довольный, гладил ее по голове и просил назвать какое-нибудь желание, любое, лишь бы оно не было связано с презренной жизнью Нижних. Но Ава боязливо помалкивала, опасаясь раскрывать ему свою душу. Правда, однажды, когда отец был особенно ею доволен и почти нежно похвалил ее, она набралась храбрости и сказала, что ей давно уже хочется попробовать морской рыбы. Вадемба весело ухмыльнулся: и только-то? — удивленно воскликнул он. Подхватив корзину, он нарисовал на стене хижины контур лодки, поднял ногу и, спокойно шагнув в свой рисунок, исчез, как будто поглощенный лоснящейся закопченной поверхностью. Чуть позже Ава увидела, как он возвратился назад тем же колдовским путем: с его голого блестящего тела струилась вода, оставляя на земле белесый след морской пены, а корзина была полна разноцветных рыбешек…