области, периоды в истории развития Земли. Все это впитывалось ясно, жадно и, больше того, как бы освобождало от мучительного пустого незнания мою молодую, жадно ищущую ответов на самые разные вопросы душу. Книгу я даже не читал, я ее
постигал — так легко давались-представлялись мне все эти географические, зоологические даже экологические премудрости: биотопы, биоценозы, миграции, эндемики и пандемики, пелагиали и литорали (когда речь шла о делении вод океана). Я зачем-то очень хорошо должен был знать теперь, что «организмы, живущие только в чистых водах, например, форель, называются
олигосапробными, а те, что предпочитают загрязненные, —
полисапробными (вот уж что я знал доподлинно!). Недалеко от нашего дома, в низине, вечно кисла грязнейшая дождевая лужа, куда добрые люди с весны до осени лили помои и где жило, кишело, размножалось бог знает что, но все-таки я любил ходить туда, чтобы смотреть на всевозможных, до дрожи отвратительных личинок, ловить иногда водяных жуков и наблюдать целые тучи-облака желто-ржавой дафнии, явно предпочитавшей для житья эти вонючие
полисапробные воды. Книга все объясняла. Чем дальше, она становилась интереснее, ибо в ней открывалась история жизни на Земле. Эти длиннейшие эры! потрясали мое детское воображение трудновообразимой долготой в сотни миллионов лет. Одни названия периодов приводили меня в восторг: Силур. Девон. Кембрий! Триасовый! Юрский! (аналогия с бесчисленными стриженноголовыми Юрами?!?). Меловой. (Аналогия: школьный мел у доски и в нем, в нем! миллионы этих самых лет!). А мы, оказалось, жили в начале
четвертичного периода
Кайнозойской эры! Хо-хо!
Дальше книга рисовала все эти ОЛЕДЕНЕНИЯ и межледниковья. Я не мог их все запомнить — в юрмские или миндель-рисские, но совершенно ясно представлял, как наступали эти ужасные ЗИМЫ. Морозы, когда все-все замерзало, заносилось снегами. И снега эти шли и шли, шли и шли. И сквозь них едва просвечивало маленькое, белое, отдалившееся от Земли солнце. Снега шли и шли, и в них, как в белую пучину, погружались леса, уходили прямо с макушками. А в дикие ледниковые ночи все окончательно сковывалось льдом и над безмолвной его пустыней горели одни только яркие знаки созвездий. Жизнь уходила. Куда? И зачем? Но я знал, что ледниковые периоды все-таки сменялись теплом, когда таяли снега и льды, отступали морозы. И начиналось великое воскресение жизни. И я думал, а может и все эти «эры» были просто как весна, лето, осень, зима. Архейская, палеозойская, мезозойская, кайнозойская? И в каждой эре были периоды: весна, лето, осень, зима — только длились сотни миллионов лет каждый. И в каждом периоде была своя весна, лето… От этих мыслей голова шла кругом, но тем более устремленно читал я книгу, совсем уж
