Осенью 1902 года я вернулся в Острогожск, а вскоре пришло письмо от Стасова, что он добился моего перевода в петербургскую 3-ю гимназию — одну из немногих, где после реформы министра Ванновского сохранилось в полном объеме преподавание древних языков. Эта гимназия была параднее и официальное моей острогожской. В среде бойких и щеголеватых столичных гимназистов я казался — самому себе и другим — скромным и робким провинциалом. Гораздо свободнее и увереннее чувствовал я себя в доме у Стасова и в просторных залах Публичной библиотеки, где Владимир Васильевич заведовал художественным отделом. Кого только не встречал я здесь — профессоров и студентов, композиторов, художников и писателей, знаменитых и еще никому не известных. Стасов возил меня в музей Академии художеств смотреть замечательные рисунки Александра Иванова, а в библиотеке показывал мне собрание народных лубочных картинок с надписями в стихах и в прозе. Он же впервые заинтересовал меня русскими сказками, песнями и былинами.
На даче у Стасова, в деревне Старожиловке, в 1904 году я встретился с Горьким и Шаляпиным, и эта встреча повела к новому повороту в моей судьбе. Узнав от Стасова, что с переезда в Питер я часто болею, Горький предложил мне поселиться в Ялте. И тут же обратился к Шаляпину: «Устроим это, Федор?» — «Устроим, устроим!» — весело ответил Шаляпин.
А через месяц пришло от Горького из Ялты известие о том, что я принят в ялтинскую гимназию и буду жить в его семье, у Екатерины Павловны Пешковой.
Я приехал в Ялту, когда там еще свежа была память о недавно скончавшемся Чехове. В этом сборнике помещены стихи, в которых я вспоминаю впервые увиденный мною тогда осиротевший чеховский домик на краю города.
Никогда не забуду, как приветливо встретила меня — в ту пору еще совсем молодая — Екатерина Павловна Пешкова. Алексея Максимовича в Ялте уже не было, но и до его нового приезда дом, где жила семья Пешковых, был как бы наэлектризован надвигавшейся революцией.
В 1905 году город-курорт нельзя было узнать. Здесь в первый раз увидел я на улицах огненные полотнища знамен, услышал под открытым небом речи и песни революции. Помню, как в Ялту приехал Алексей Максимович, незадолго до того выпущенный из Петропавловской крепости. За это время он заметно осунулся, побледнел и отрастил небольшую рыжеватую бороду. У Екатерины Павловны он читал вслух написанную им в крепости пьесу «Дети Солнца».
Вскоре после бурных месяцев 1905 года в Ялте начались повальные аресты и обыски. Здесь в это время властвовал свирепый градоначальник, генерал Думбадзе. Многие покидали город, чтобы избежать ареста. Вернувшись в Ялту из Питера в августе 1906 года после каникул, я не нашел здесь семьи Пешковых.
