Он накупил целую кучу книг, чтобы увезти их с собой в деревню, но погода заставила его теперь кое-что выбрать из этой кучи и разрезать. Он брал одну, читал предисловие, заглядывал в первую главу и откладывал в сторону, потом делал то же самое с другой, третьей. Книги ему не нравились, хотя он очень хорошо знал, что они интересны. Книги здесь были не при чем; во всем была виновата погода.
У Высоцкой он был еще раза три, но все неудачно, У нее вечно торчал какой-нибудь знакомый, — для него новое лицо. Она в это время принимала вид той холодной любезности, которая ему так не нравилась. Однажды он зашел к ней вечером и застал у нее целый сонм музыкантов. Передвигали пюпитры, настраивали инструменты, готовились сыграть какой-то квинтет. Было человек семь гостей, очевидно, любителей музыки, опять-таки — для него новые лица. Он посидел с полчаса и стал прощаться.
— Я вас не удерживаю, Дмитрий Петрович, потому что вам будет скучно!.. — сказала Евгения Константиновна, пожимая руку.
— А вам… будет весело? — спросил он, пристально посмотрев ей прямо в глаза.
— Мне? Мне тоже будет скучно, Дмитрий Петрович! — промолвила она и как-то грустно улыбнулась.
Он ушел, досадуя на то, что эта женщина еще больше прежнего интересует его. Но при этом дал себе слово не заходить к ней до тех пор, пока не будет знать наверное, что застанет ее одну. К чему? Как холодно-любезная хозяйка своих бесконечно-многочисленных гостей, она его нисколько не занимает.
У Баклановых не был несколько дней. В последнее время там царит мрачное настроение. Катерина Сергеевна почти не показывается, а Николай Алексеевич все извиняется, что занят. Действительно, он принялся усиленно писать и пишет до того, что побледнел и осунулся. Только Лиза сохраняет неизменно спокойный вид. Как-то раз он завтракал с нею вдвоем. Николай Алексеевич ушел к какому-то издателю для экстренных переговоров о чем-то очень важном. Рачеев догадывался, что переговоры касались денег. «Чтобы держать такую квартиру и жить, ни в чем себе не отказывая, нужно много денег, очень много», — думалось ему, и видя, в какой мрачной ажитации в последние дни находился Бакланов, он решил, что понадобились деньги на какой-нибудь экстраординарный расход. Катерина Сергеевна объявила головную боль.
— Вы, Лизавета Алексевна, скажите мне прямо, — обратился он к Лизе. — Может быть, мое присутствие не совсем удобно? Так я уйду…
— О нет, это обидело бы Катю! — ответила Лизавета Алексеевна. — Если бы это был кто-нибудь другой, тогда пожалуй… А вас она исключает из общего правила.
