— А вы думаете, что нет? — спросила она, стоя перед ним, так что он смотрел на нее снизу вверх.
«А она в самом деле хороша, очень хороша! Сегодня лучше чем тогда! Это тяжелое платье с длинным трэном придает ей вид какой-то твердости и решительности».
Она села рядом с ним и, опершись локтем на боковую спинку дивана, повернула к нему только лицо и смотрела ему прямо в глаза, ожидая ответа.
— А по-моему, не жалеть и не каяться, — сказал Рачеев, — я даже нахожу, что вам можно позавидовать…
— Мне? О боже! Я не знаю, куда мне деваться от всего этого… Ведь подумайте, сколько надо тратить времени, чтоб поддерживать такое обширное знакомство… Я так рада, что мне удалось образовать мой маленький кружок, который я принимаю здесь… Это мой отдых. Тут в течение трех-четырех часов я чувствую себя совсем свободной. Мне не надо заботиться о том, чтоб тонкая нить разговора как-нибудь не порвалась. Мои гости сами об этом заботятся, а я делаю, что хочу: слушаю, если говорят что-нибудь умное, занимаюсь своими мыслями, если говорят глупости, что бывает нередко, и возражаю, если мне охота. А это… это только требует жертв и ничего не дает.
— Простите меня, но я этому не верю! — возразил Рачеев. — Вы совсем свободный человек и не стали бы приносить жертвы, если б это не доставляло вам удовольствия…
— Это правда! Но в этом-то я и каюсь…
— Замечено, что русские люди слишком много каются. Чуть только они начинают ощущать малейший разлад между своими стремлениями и деятельностью, как начинают каяться. Очень много времени и сил уходит у нас на покаянье, а дело стоит и не двигается вперед ни на шаг…
— А вы никогда не каетесь? — спросила она, с глубоким вниманием вслушиваясь в его речь.
— К сожалению, я слишком много времени и сил потратил на покаяние. Но я так хорошо покаялся, что теперь уже больше не каюсь…
— А делаете дело?
— Я просто живу, как считаю удобным, разумным и справедливым. А дело само собою делается… А скажите, — прибавил он, заметив, что разговор начинает сосредоточиваться на его особе, — кто эти господа, с которыми вы меня познакомили?
— Едва ли они могут вас интересовать! Давайте лучше, Дмитрий Петрович, продолжать наш разговор, — ответила Высоцкая.
— О, меня все интересует. Ведь я в Петербурге бываю один раз в семь лет…
— Извольте, я вас познакомлю. Старичок — это Мигульцев, известный деятель по народному образованию…
— Мигульцев? Гроза школ и школьников? Этот веселый добродушный старик? Никогда бы не подумал этого…
